Дисклеймер: взгляды автора могут не совпадать с взглядами остальных участниц «Ф‑Письма» и не являются трансляцией коллективного мнения проекта.

«В чем отличие феминизма от фашизма?» — не столько вопрос, заданный на поэтическом вечере Оксаны Васякиной в петербургском комьюнити-центре «Рёбра Евы»¹, сколько маркер, высвечивающий значимое проблемное поле, игнорировать которое представляется мало продуктивным в контексте не-правых культурно-политических практик. 

Установление горизонтальных отношений в любой организованной группе, эксплицитно маркирующей свой милитантный и прогрессивный характер², — вызов, который в большей или в меньшей степени предстает перед любой левой инициативой, включающейся в контекст ценностных преобразований. 

Негативный пласт ценностных суждений вокруг феминизма (как и любых других форм левой политической борьбы против белых / капиталистических / гетеросексуальных / патриархальных и т. д. доминант), актуальных в русскоязычной массовой культуре, фокусируется именно на мнимой невозможности феминизма установить не-иерархичные отношения. Убедиться в этом просто: при запросе «феминизм» предлагаемые результаты поиска на платформе YouTube озаглавлены как «ПОЕХАВШИЕ ФЕМИНИСТКИ и ФЕМИНИЗМ [ Фемки АТАКУЮТ ]», «Юмористический РАЗГРОМ ФЕМИНИСТКИ» или «Ирина Изотова: феминизм оттолкнет мужчину — МИР24»³. При подобном рассмотрении, феминизм становится попыткой субверсии существующей горизонтали с сохранением (или усилением) насилия, доминирования, подавления как основы политического устройства. 

Распространенность убеждений о неизбежности установления иерархии, связанной с фигурами лидера, редактора, специалиста (список конечен, но пространен), вероятно, порождает возможность выявления проблемы интеллектуального насилия на ранних стадиях или готовность к пересмотру собственных функциональных оснований. Основополагающий вопрос в этой борьбе — «как выпасть из парадигмы условного фашизма?», или — «как избежать той формы “крайне левого движения, которая моментально оборачивается крайне правым“⁴?»

Подумать только всё своё варварство она вложила мне в рот⁵

«Ф‑Письмо» — независимый исследовательский и практический семинар, посвященный изучению гендерной литературной и эстетической теории и феминистской философии, а также обсуждению актуальных текстуальных практик, затрагивающих гендерную и феминистскую проблематику. Первый семинар «Ф‑Письма» состоялся на закрытой площадке в Санкт-Петербурге в январе 2017 года.

Ты встретишь смерть лишившись языка ⁶

Такое формульное начало разговора о проекте «Ф‑Письмо» — гнет традиции энциклопедическо-биографического описания, который грозит установлением отношений, типичных для дихотомии «исследующие субъекты» (обладающие властью принятия решений по поводу других) — «исследуемые объекты» (лишенные права голоса и вынужденные принимать вердикты по поводу себя). Представляется необходимым (попытаться) совершить решительный отказ от иерархичных субъектно-объектных отношений, которые, при заданных обстоятельствах⁷, нейтрализуют друг друга. 

Мой отец сказал: Насилие это язык от него твердеет рука⁸

Любой, в том числе и феминистский дискурс, «не свободен от элементов колониальности»⁹. Несмотря на это, иногда бывает важным переизобретение велосипеда на несколько других основаниях — колониальное влияние, очевидно, гораздо масштабнее и глубже и основная ее, колониальности, сила не в простом присутствии элементов, но во активном действовании на всех уровнях языка — от грамматики до семантики; от формальных синтаксических отношений до семантических падежей; от фонологии до концептов и фреймов. Иерархичность языка и его обусловленность нормативной доминантой расставляет ловушки, превращая контркультурные лужайки в минные поля, подрывая как проводимые трансформационные практики идеологических меньшинств, так и их достижения. 

Одно из значимых достижений современного феминизма — артикуляция необходимости того, что Бахтин бы назвал полифонией: возможность монологичного высказывания, порождаемого полноголосием не-идентичных друг другу опытов, находящихся в неиерархичных отношениях между собой. С поисками такой возможности, вероятно, и связана крайняя значимость работы с языком в его амбивалентности. С одной стороны, язык мыслится оружием, делающим возможным ведение контрнормативной борьбы; с другой — язык становится оплотом той самой нормативности, иерархичности и оппозитивности (и далее по Соссюру¹⁰), определяющим и направляющим ф‑практики, и в полной мере не позволяющим ни преодолеть, ни отказаться от себя. 

Мы пытались говорить с растениями

Находясь в активном поиске нового языка¹¹

Проблематизация языка, поиск возможностей по его переструктурированию или переизобретению, находит отражение не только в текстах, публикуемых на платформе или обсуждаемых на семинарах, но и непосредственно в организации самого проекта. Языковой замутненности противопоставлен вектор по де-завуалированию, прояснению не только функциональных, но и порождающих оснований «Ф‑Письма»: организовавшийся в январе 2017 г. семинар трансформировался из закрытого мероприятия, проводимого на тайной площадке, в проект открытый, в основном базирующийся в книжном магазине «Порядок слов» на Фонтанке, 15. Горизонтальность и открытость (связанная, прежде всего, с работой не только над объектом креативных практик, но и над организующими механизмами) всячески маркируется модераторками семинара: 

семинар не носит формата строгой самообразовательно-лекционной инициативы, скорее это дискуссионный клуб с модерацией¹²

мы будем руководствоваться не столько попыткой организовать исторический ликбез по феминистской эстетической теории и философии 20 века, сколько от желания определить то, каким может быть феминизм и феминистское письмо сегодня¹³

Ориентированность на переосмысление, определение актуальных для современного контекста горизонтов феминистского письма, становится значимым маркером поиска путей разрешения проблем, которые мы можем наблюдать в других интеллектуальных институтах. Закрытость и непрозрачность функционирующих структур (псевдо-открытые конкурсы; гранты и конференции «для своих»; замутненность алгоритмов принятия решений и другие прелести современных культурных институций), строгая вертикаль власти (напр., сокращение полномочий студенческих организаций и концентрация власти в руках условного «сильного лидера») влечет за собой лелеемую некоторыми отрыжку брежневской «стабильности», «застойности»; акторы теряют трансформационный потенциал, превращаясь в недействующие наполнители заготовленных форм¹⁴.

Создание онлайн-платформы на syg.ma (осень, 2018 г.) — ответственный шаг, который, с одной стороны, значительно увеличивает риски по монофонизации «Ф‑Письма», но, с другой, открывает возможности для усиления преобразующего импульса проекта. Совокупность регулярно публикуемых (= включаемых в глобальное поле ценностной борьбы) монологичных высказываний в рамках единой редактируемой платформы оформляет «Ф‑Письмо» как функционирующего в русскоязычном культурном пространстве актора. 

Что мы будем публиковать: 1) русскоязычные поэтические, прозаические, эссеистические и любого рода пограничные тексты, затрагивающие гендерную, феминистскую, квир, лгбтикап+ проблематику, проблемы современной сексуальности и телесности, политики и динамики желания, аффектов; тексты, фокусирующиеся на других смежных проблемах — ментальная, аффективная, когнитивная экология и экопоэтика; феминистский и квир-психоанализ и феноменология; проблематизация знания и информации, технологий и письма в связи с технологическим и медиологическим; новые феминистские онтологии и их архитектурная включенность в динамику литературных текстов; любого рода радикальные опыты письма, проблематизирующие нормативную, бинарную, каноническую (в плане большого мужского канона критики и производства текста, институциональной организации и отсутствия чувствительности к средам и тд) литературную реальность; 2) переводы современных литературных, критических и философских текстов на схожую проблематику; 3) критические статьи, доклады, расшифровки лекций и дискуссий с оффлайновых встреч Ф‑письма; 4) и много всего еще, что придумаем в будущем¹⁵

Что позволяет «Ф‑Письму» говорить о себе как об акторе? Очерчивание тематического горизонта, номинация ряда композиционных элементов, которые только лишь своей включенностью обеспечивают возможности для манипуляций в отношении и по поводу себя, становится способом локализации действующего проекта, определения актуального для него хронотопа как основы дальнейших ценностных преобразований. В таком случае, какие именно аспекты креативных практик должны заявить о себе с куда большей настойчивостью? 

что было бы если

и на улице бы не предлагали сперму вместо воды

когда от бедности пересыхает горло¹⁶

Стоит ли рассматривать «Ф‑Письмо» как вариант политического интернет-активизма? Очевидно, нет — действует проект не на территориях условной массовой культуры (площади, музеи, религиозные объекты, их цифровые аналоги), но в относительно уютном пространстве литературной / философской / и т.д. субкультуры.

При таком раскладе, случай «Ф‑Письма» продуктивно рассматривать не столько через референсы в сторону протестного, контркультурного, трансформирующего внешнюю действительность (общественные мнения, различные институции), сколько через его этико-эстетический функциональный потенциал. Такое утверждение может показаться лишним и более-менее очевидным, но его артикулирование нейтрализует вопросы, которые к проекту могут иметь побочное отношение (например, об охвате «Ф‑Письма» в сопоставлении c Youtube-каналом nixelpixel).

Опыт «Ф‑Письма» — это опыт пересборки коллективного голоса, попытка в рамках цельного издания создать голос множественный, но не рассыпающийся, состоящий из не совпадающих классовых, но, тем не менее, равных друг другу голосов. Полифонию, о которой идет речь, важно не сводить к солидарности, которая «выстраивается исходя не из гомогенной идентичности, а из позиций в отношениях власти»¹⁷. Полифония — это композиционное свойство монолога¹⁸, подразумевающее возможность формирования гомогенной идентичности (когерентного высказывания) с учетом различий между конституирующими ее действующими идентичностями. Тем не менее, поддержание цельности, комплексного единства, на сегодняшний день не мыслится без модерации — звена, которое, очевидно, и удерживает от анархии слов, и расставляет патриархальные капканы, связанные с актуализацией иерархий редакция — текст; субъект — объект; насильник — жертва.

Проблема эта с особой яркостью высвечивается в кейсе Ф‑Письмо vs. Опера-Балет «Гомофобия», в конце января 2020 г. охватившем пространство Фейсбука¹⁹. Отказ в публикации поэтического высказывания, который был получен Оксаной Васякиной от редакции проекта, а также реакция поэтки на отказ, стали стимулом, породившим множество постов в поддержку Оксаны, продолжая заданную в посте-реакции оппозицию Оксана—Ф‑Письмо, в которой второй элемент видится как оппрессивный властный механизм:

Маркирование негативной оценочности пласта Ф‑Письмо, Елена Костылева, Катерина Захаркив, Станислава Могилева, Лолита Агамалова довольно эксплицитно и достигается за счет директивных элементов невыносимо, отказали мне, царицам Ф‑Письма, а также иносказательно-ироничного в духе мастерского отклика Олеси Николаевой — дополнительная эмоциональность придается проблемной ситуации через единицы смешно, такие дела, царицам, а также через визуальный компонент (см. фото). Примечательно, что происходит смещение из эстетической (условно) сферы опыта в сферу межличностных отношений — противопоставление Ф‑Письмо vs. Опера-Балет «Гомофобия» оборачивается Оксана Васякина vs. Царицы Ф‑Письма. При этом маркируются иерархичные отношения, основанные на насилии как отказе, связанном с проблемами, которые контекстуализируются исключительно вне Оперы-Балета «Гомофобия» или редакционной повестки «Ф‑Письма», за счет чего проблематизируются непосредственно ценностные основания платформы. Постом Оксаны Васякиной предлагается инверсия маркированной им же субъектно-объектной иерархии при сохранении установленных функциональных отношений (доминирующая позиция на прикрепленной к посту фотографии).

Текст поста бьет непосредственно в цель: происходит разрушение опорных точек «Ф‑Письма», де-актуализация связи между (коллективной) идентичностью и референциальными контекстами, обусловливающими действование актор_ок. Так, Джудит Батлер могла бы написать, что «переживать языковое насилие значит страдать от утраты контекста, т. е. способности ауто-локализации»²⁰(пер. мой — прим. автора). Агрессивное несогласие, влекущее за собой дезориентацию противника (или жертвы?), не только маркирует акт насилия №1 в отношении (текста) Оксаны Васякиной, но и перформативно конструирует акт насилия №2, направленный в сторону «Ф‑Письма».

Срачегенно²¹.

Проблема, маркируемая в посте Оксаны Васякиной (акт насилия №1), приобретает принципиальную важность. Отказ в публикации, что довольно распространенная практика в редактируемых изданиях, связывается с ограничением права голоса быть артикулированным — типичным для репрессивных институций инструментом: слово может быть свободно, но доступ к медиумам, определяющим возможность слова быть произнесенным, распределяется не равнозначно²².

При этом, репрессивная машина (или насильник) стремится сохранить акт насилия в тайне; селекция властной институции — замутнена и непрозрачна²³. Принципиально важен жест «Ф‑Письма», который не только способствует субверсии традиционных поведенческих паттернов акторов, совершающих насильственные действия (девуализация насилия через публикацию в общем доступе письма с отказом тексту Опера-Балет «Гомофобия»), но и позволяет провести дальнейшую работу по их преодолению:

Дорогая Оксана!

Пишу тебе от имени редакции канала Ф‑письмо на Sygma.

В течение нескольких дней мы в редакции рассматривали возможность публикации твоего нового стихотворения “Опера-балет Гомофобия”, и таких напряженных дискуссий по поводу текстов я не припомню. У нас с этим текстом возникли некоторые реальные сложности, о которых мы решили тебе сообщить, — со всем уважением и искренне. 

Как ты, наверное, знаешь, мы все тоже пишем стихи, и у каждой из нас есть какой-то процент текстов, которые не предназначаются в итоге к публикации. Обычно это решает некая авторская инстанция внутри поэтки: как правило, написав текст и возвращаясь к нему в течение какого-то периода времени, авторка решает, быть этому тексту опубликованным или не быть. Наш творческий процесс всегда идет неровно, в нем есть свои вершины и свои регрессы, свои несомненные достижения и свои стыдные моменты, когда бумага горит, когда сказанное уносится в небытие. 

Итак, мы долго обсуждали твой текст. Некоторые из нас были за публикацию, поскольку выделяли среди достоинств текста его милитантный характер, момент раскрытия, в нем содержащийся. Другим (и таких оказалось большинство) не хватало в нем работы с языком. Попутно нам пришлось задаться вопросами относительно самого Ф‑письма: что важно для нас, а что не важно? Является ли для нас жест публикации идейно близкого нам текста достаточным основанием публикации? Или все же мы занимаемся поэзией, служим ей, в каком-то смысле, и тогда должны прислушиваться к тому, что она нам диктует (ведь нет более строгого субъекта, чем она)? Можем ли мы допустить, чтобы публицистические и политические цели превалировали над эстетическими свойствами публикуемых текстов? 

В общем, получилось так, что этот твой текст маркировал для нас определенную границу: к сожалению, мы не считаем, что мы можем принять его к публикации. Это не значит, что данное утверждение как-то касается тебя и всего твоего творчества: у всех у нас есть твои стихи, которые мы любим, уважаем и чтим. Но с этим текстом большие проблемы. В обсуждении звучали вопросы, ответов на которые мы не в состоянии для себя избежать. Часть из них обозначены выше. Часть из них еще звучат еще жестче: например, представляется, что в тексте эксплуатируется, а не проживается политический вопрос ЛГБТ-борьбы. 

В принципе, следя за твоим творчеством вот уже несколько лет, я могу сказать от себя, что уже в твоих ранних текстах, в самом твоем методе были элементы, несущие с собой варианты развития, которые лично я сочла бы нежелательными: та псевдолегкость, с которой русское насилие тобой укладывается в верлибр, может превратить сам этот верлибр в публикацию в “Новой газете”, — и эта опасность, к сожалению, в последнем тексте реализовалась. А все же мы не газета, нет. И ты авторка не газетная. Я честно полагаю, что в данном случае просто не сработал какой-то фактор, текст не прошел фазу, в которой автор требователен к себе, фазу, где только автор решает, быть тексту или не быть. 

Мы думаем, что, может быть, в данном случае нам пришлось взять этот труд на себя, выполнить вот эту редакционную функцию, стать “обратной связью” для автора, авторки, — вчетвером предстать этой границей, достаточно упругой, но все-таки границей; и все-таки всегда — границей. 

Мы ждем твоих новых текстов.

С уважением,

Елена Костылева

Екатерина Захаркив

В глаза бросается маркированное стремление к четкому различению поэтического текста и его авторки — оппозиция, абсолютно не актуальная для поста Оксаны Васякиной. Письмо за подписью Елены Костылевой и Екатерины Захаркив представляет собой последовательное картирование текста в пространстве фрейма, связанного с представлением о поэзии, предназначенной к публикации. В контексте двух конструируемых ценностных пластов (вершины, несомненные достижения, когда бумага горит — vs. — регрессы, стыдные моменты, уносится в небытие) Опера-Балет «Гомофобия» занимает именно второй, отрицательно окрашенный пласт.

Что требуется проследить, так это то, какие именно характеристики стихотворения позволяют причислить его к проценту текстов, которые не предназначаются к публикации. Другая, но чрезвычайно близкая первой, задача — определить, какие тексты ее, публикации, действительно заслуживают.

Представляется, логичнее начать с последнего. Содержательность положительного пласта обусловливается двумя группами маркеров: одна из них проясняет сущность поэтического высказывания (занимаемся поэзией; служим ей; прислушиваться к тому, что она нам диктует; эстетические свойства; не газета; не газетная; работа с языком), другая раскрывает особенности работы автор_ки (решает некая авторская инстанция внутри поэтки; авторка решает; прислушиваться к [поэзии]; проживается; [не] эксплуатируется; какой-то фактор; автор требователен к себе). Здесь можно наблюдать реализацию двух типичных (и мало пересекающихся) представлений о поэтическом творчестве — условно романтизированно-селестиального (поэтическое творчество как процесс создания эстетически (здесь ≈ стилистически) возвышенных текстов, вдохновленных метафизической силой (Поэзия), которая, в свою очередь, обладает исключительной властью и непререкаемым авторитетом) и ремесленническо-антропоцентричного (поэтическое творчество как процесс создания высказываний, требующий упорной работы автора над точным конструированием и строгой селекцией художественных высказываний и подразумевающий принятие волевых решений по поводу стихотворения как процесса и стихотворения как результата).

Не совсем понятно, каким именно образом происходит (и происходит ли?) слияние этих двух пластов в стабильно функционирующий ценностный идеал, который был бы способен заложить основу дальнейшей работы. Более того, единицами эксплуатируется, а не проживается недоактуализируется пласт, связанный уже с романтизированно-антропоцентричным представлением (процесс создания текста — не работа по конструированию, но следование внутреннему импульсу, чувству, желанию и т.д.). Таким образом, восстановление содержательной природы положительного ценностного поля представляется крайне затруднительным — содержательность не только замутняется (какой-то процент; какой-то период; какой-то фактор; некая авторская инстанция), но и расщепляется на три довольно трудно спрягаемых между собой идеала. 

Отрицательно окрашенный пласт тексты, которые не предназначаются в итоге к публикации, частью которого и становится Опера-Балет «Гомофобия», задается маркерами нескольких функциональных групп, вновь связанных с качеством текста (не хватало работы с языком; [не-]поэзия; публицистические и политические цели; эксплуатируется, а не проживается вопрос ЛГБТ-борьбы; публикации в «Новой газете») и с неспособностью авторки оценить качество результата творческого процесса (не сработал какой-то фактор, текст не прошел фазу, в которой автор требователен к себе, фазу, где только автор решает, быть тексту или не быть). Стихотворение переживает миснейминг (нарочитая атрибуция принципиально иному речевому жанру), спровоцированный несоответствием одновременно трем, не сводимым к одному идеалу, ценностным полям, связанным с ожиданиями редакторок. 

Для большей наглядности можно перевести полюсное напряжение письма в формат таблицы:

текст, предназначенный для публикации	текст, не предназначенный для публикации
вершина	регресс
несомненное достижение	стыдный момент
бумага горит	уносится в небытие
работа с языком	нехватка работы с языком
поэзия	*не-поэзия
эстетическое	*не-эстетическое
*не-публицистическое	публицистическое
любим	*не любим
чтим	*не чтим
уважаем	*не уважаем
*нет больших проблем	большие проблемы
проживается	эксплуатируется
*легкость	псевдолегкость
прислушиваться к [поэзии]	*не прислушиваться к [поэзии]
*публикация в не-газете	публикация в газете
*какой-то фактор сработал	какой-то фактор не сработал
быть [тексту]	не быть [тексту]
*можем принять к публикации	не можем принять к публикации

В таком формате языковое насилие становится наглядным и, возможно, неопровержимым. Тем не менее, общеизвестно, что любое насилие стремится замаскироваться, включиться в ситуацию на основаниях положительных/смягчающих элементов. Насилие выбирает плюшевый костюм, скрывающий и формально переозначивающий, но нисколько не препятствующий его, насилия, актам. Костюмом этим становится неоднократное уподобление эксклюзивного мы единице ты (мы все тоже пишем стихи, и у каждой из нас), синтаксическая однородность маркеров положительного и отрицательного оценочного полюса (свои вершины и свои регрессы, свои несомненные достижения и свои стыдные моменты), указание на не-типичность ситуации (Это не значит, что данное утверждение как-то касается тебя и всего твоего творчества: у всех у нас есть твои стихи, которые мы любим, уважаем и чтим. Но с этим текстом большие проблемы), многократное указание на теплые чувства к Оксане и желание предотвратить перформативный акт не-принятия (в течение нескольких дней; таких напряженных дискуссий по поводу текстов я не припомню; мы долго обсуждали твой текст; к сожалению), частичный перенос ответственности (с этим текстом большие проблемы; звучали вопросы; текст маркировал для нас определенную границу; нам диктует [поэзия]; просто не сработал какой-то фактор)²⁴. Практически с самого основания «Ф‑Письма» работа с насилием становится в основу деятельности проекта²⁵. Сокрытие насилия здесь видится скорее попыткой его преодоления, которая, очевидно, сработала не так, как предполагалось авторками письма. Фашизм языка литературной критики и исследовательской работы, в который втянут и этот лонгрид, очевидно, не позволил породить высказывание, лишенное всех вышеперечисленных маркеров насилия²⁶. Факт проговаривания, открытой публикации — значимый маркер, позволяющий высветить зоны насилия, выпустить насилие в поле ценностных трансформаций, вывести насильника и жертву из положения немоты. Главная питательная среда для насилия — умолчание²⁷.

Оксана, очень жаль, что ты так реагируешь, правда( с текстом возникли противоречия, и нам наоборот показалось невежливым по отношению к тебе просто промолчать или молча его опубликовать, а про себя внутри подумать, что мы к этому, однако же, не готовы. но, видимо, правильный и бережный, не «литинститутский» регистр и тон критики нам не удалось подобрать, и мы обидели и задели тебя, о чем я сожалею. меньше всего хотелось бы всего этого. будем работать²⁸.

…здесь мы совершили ошибку (и не столько в самом решении, как я считаю, сколько в его артикуляции, которую не удалось вовремя и, может, некоторым из нас – до сих пор – не удается считать как неприемлемую) <…> с другой стороны, я не могу снять свою подпись с письма – это бы стало недвусмысленным жестом снятия не только подписи как таковой, но и, в первую очередь, ответственности за решение, которое было принято и от которого я, в общем и целом, не стала бы отказываться. Сейчас внутри (и вовне, конечно) редакции ведется активное обсуждение ситуации, мы стараемся понять, как возможно выстроить свою работу, исключив подобные модусы критического высказывания, но при этом выдерживая какую-то линию литературного письма <…> в каком-то смысле в этом и состоит положительная сторона сложившихся обстоятельств – мы столкнулись с тем, что проекту необходима бОльшая определенность <…>  и, опять же, артикулированная позиция <…>. Будем работать и думать.

Будем работать потянуло за собой действительную вербальную и не-вербальную работу по переустройству системы отношений в рамках проекта «Ф‑Письмо». Эксклюзивное мы все еще присутствует в постах, но обретает принципиально иную функциональную содержательность — теперь мы-специалист / мы-гений, которое рассеивает акт насилия и делегирует ответственность на все вокруг, включая поэзию, трансформируется в мы, признающее свою виновность в осуществлении языкового насилия (мы занимаемся поэзией, служим ей, в каком-то смысле, и должны прислушиваться к тому, что она нам диктует  мы совершили ошибку … мы стараемся понять, как возможно выстроить свою работу, исключив подобные модусы критического высказывания)²⁹. Это больше не окаменелое мы, с гением поэзии на плече, но мы меняющееся, ищущее новые способы организации работы редакции проекта. 

Другой значимый вопрос — насколько решение отделимо от артикуляции? Очевидно, что ни насколько, если мы не сбрасываем в Фонтанку единство плана выражения и плана содержания, гипотезу лингвистической относительности, языковую природу фреймов или, наконец, возможность перформативных речевых актов. Иллюзия правильно принятого решения вне зависимости от речевой реализации — ловушка языка, не желающего быть побежденным: в случае с насилием, артикуляция и есть решение.

… насколько мы чутки к принципиально иному, где мы готовы на компромиссы, где находить баланс между объективностью и личным интересом (а это, на мой взгляд, должно быть обязательной частью редакторской работы) и как вовремя отрефлексировать этот дисбаланс внутри себя и быть готовой к изменениям, множественности внутренней позиции, учитыванию множества акторов и последствий публикации\не публикации?

24 февраля 2020 г. публикуется Устав (пересобранной) редакции³⁰. Иерархичность внутри проекта частично расщепляется через перераспределение права принимать решения — через артикулирование осуществляется попытка нейтрализации индивидуальной воли выпускающих редактор_ок за счет поворота к коллективности и коллегиальности, а также маркируется открытость к новым актор_к_ам, новым голосам, новым практикам письма. 

Больший интерес представляет текст, вербализирующий позиции выпускающих редактор_ок проекта³¹, задающий широкий спектр жанровых и тематических возможностей (не оппозитивность, но разнофокусность), снимающий, как мне представляется, значимость жанра как такового и концентрирующий внимание на преодолении гегемонии гетеронормативности на любых уровнях высказывания как ключевом принципе отбора. 

Насколько осуществимо преодоление внутреннего насилия, успешное сопротивление агрессии языка, в контексте редакторской работы?

ничего не приходит в голову ³²

Насколько возможно переступить через лингвокультурные конвенции, принимая во внимание языковую природу всякого рода действования?

Только веруй в Господа Иисуса Христа и спасёшься и ты, и дом твой³³

Насколько возможно в принципе предложить вразумительный ответ на эти вопросы?

еще не блевотина, но уже не еда³⁴

Рассматриваемый кейс — это кейс двух насилий, а, значит, двух агрессоров и двух жертв. Этический вопрос о том, имеет ли жертва право на насилие, не актуален: языковое насилие делает жертвами всех нас; традиция исследовательской работы, литературной критики или редакторской деятельности вербализируются исключительно иерархично, а, следовательно, насильственно. 

Ф‑письмо является полем борьбы, расширяющимся до бесконечности взаимосвязей, полем, вплетающим в себя всевозможные переменные, полем, где наши голоса слышны, и, значит, весомы³⁵

(или нет?)

ха-ха, я так и знала³⁶

Автор текста: Андрей Филатов

Редактура: Дмитрий Хаустов

1. Официальный сайт комьюнити-центра: www.rebraevy.ru
2. См.: Коллективное обращение представительниц и представителей литературного, художественного и феминистского сообществ к кураторке MoscowFemFest Ирине Изотовой…: https://www.colta.ru/articles/literature/14114-feministskoe-soobschestvo-kuratoram-moscowfemfest
3. Результаты поискового запроса на YouTube можно увидеть по ссылке: www.youtube.com/results?search_query=%D1%84%D0%B5%D0%BC%D0%B8%D0%BD%D0%B8%D0%B7%D0%BC
4. Дмитрий Кузьмин. Пост от 8 февраля 2020
5. Из первой публикации на онлайн-платформе «Ф‑Письмо» на sygma (опубликовано 7 ноября 2018): Афина Фарукзад. Из книги «Болезнь белизны». Перевод со шведского Надежды Воиновой: https://syg.ma/@galina‑1/afina-farrukzad-iz-knighi-boliezn-bielizny
6. Там же.
7. Андрей Филатов вошел в редакционный совет онлайн-платформы «Ф‑Письмо» 30 января 2020; работа над статьей велась с 11 января по 10 февраля, прерываясь необходимыми приступами ничегонеделания 
8. Афина Фарукзад. Из книги «Болезнь белизны»
9. Вика Кравцова. Что значит деколонизировать? Деколонизация, феминизм, постсоветсткое: https://vtoraya.krapiva.org/chto-znachit-dekolonizirovat-30–12-2019
10. Соссюр Ф. де. Курс общей лингвистики. — Екатеринбург: Издательство Уральского университета, 1999. С. 119. 
11. Елена Фофанова. Возможно сладкая надежда на столкновение: https://syg.ma/@stanislava-moghilieva/ieliena-fofanova-vozmozhno-sladkaia-nadiezhda-na-stolknovieniie
12. Галина Рымбу. Пост в закрытой группе «Ф‑Письмо» от 8 января 2017 
13. Галина Рымбу. Пост в закрытой группе «Ф‑Письмо» от 15 января 2018 
14. Подробнее об акторности см.: Латур Б. Пересборка социального: введение в акторно-сетевую теорию. — М.: Издательство «Высшей школы экономики», 2014. С. 64. 
15. Галина Рымбу. Пост в закрытой группе «Ф‑Письмо» от 28 сентября 2018 
16. Лолита Агамалова. Латынь для лесбийского вокабуляра: https://syg.ma/@galina‑1/lolita-aghamalova-latyn-dlia-liesbiiskogho-vokabuliara
17. Анна Энгельхардт, Саша Шестакова. Большие краны дают нам большие преимущества: https://syg.ma/@anna-engelhardt/bolshiie-krany-daiut-nam-bolshiie-prieimushchiestva‑1
18. Толочин И. Монолог и речевая деятельность. // Риторика монолога / под ред. А. И. Варшавской — Спб.: Химера, 2002. С. 212—222.
19. Опера-балет «Гомофобия» — поэтический текст Оксаны Васякиной, феминистки, поэтки, победительницы поэтической премии «Лицей», а также, на тот момент, одной из редакторок проекта «Ф‑Письмо»
20. Butler J. Excitable Speech: a Politics of the Performative. — New York & London: Routledge, 1997. P. 4. 
21. Anastasia O Pyari. Комментарий к посту Оксаны Васякиной
22. Linda Coates & Allan Wade. Language and Violence: Analysis of Four Discursive Operations: https://www.responsebasedpractice.com/app/uploads/Language-and-Violence.pdf
23. Anastasia O Pyari. Комментарий к посту Оксаны Васякиной.
24. Стоит признать, что в завершающем абзаце ответственность авторок письма все же маркируется: нам пришлось взять этот труд на себя
25. Например, 8 сентября 2019 года в Интимном месте был проведен семинар Проблема гендерного насилия в литературном сообществе: https://www.youtube.com/watch?v=_uQ5l4SdDDA
26. Забавы ради, можно сравнить опубликованное письмо Елены Костылевой и Екатерины Захаркив с текстом Майлза Дэвиса о насилии в отношении Фрэнсис Дэвис: https://cryingoutforjustice.blog/2015/11/23/how-miles-davis-misrepresented-his-assault-of-his-wife-frances-a-case-study-in-the-language-of-abusers/
27. Анна Голубкова. Из письма, зачитанного в рамках семинара Проблема гендерного насилия в литературном сообществе
28. Екатерина Захаркив. Комментарий к посту Оксаны Васякиной
29. Более того, в постах Екатерины Захаркив коллективное мы отступает перед ответственностью индивидуальной: ответственности за решение, которое было принято и от которого я, в общем и целом, не стала бы отказываться
30. Ф‑Письмо. Устав редакции: https://syg.ma/@galina‑1/ustav-riedaktsii
31. Лолита Агамалова, Мария Бикбулатова, Елена Костылева, Марина Мараева, Анастасия Карпета, Галина Рымбу. Все пишущие находятся в разных позициях: https://syg.ma/@galina‑1/vsie-pishushchiie-nakhodiatsia-v-raznykh-pozitsiiakh
32. Фридрих Чернышев. В их мирах я и есть изменения: https://syg.ma/@galina‑1/fridrikh-chiernyshiov-v-ikh-mirakh-ia-i-iest-izmienieniia
33. София Амирова. Все уснут, а я останусь в продленке: https://syg.ma/@galina‑1/sofiia-amirova-vsie-usnut-a-ia-ostanus-v-prodlionkie
34. Оксана Кита. LIKE IN ONE OF THOSE SOUTH AMERICAN MOVIES: https://syg.ma/@lolita-agamalova/like-in-one-of-those-south-american-movies
35. Лолита Агамалова, Мария Бикбулатова, Елена Костылева, Марина Мараева, Анастасия Карпета, Галина Рымбу. Все пишущие находятся в разных позициях
36. Анна Аксфорс. Ненавижу природу: https://syg.ma/@galina‑1/anna-aksfors-nienavizhu-prirodu