Мике Герритцен, Герт Ловинк. Амстердамский дизайн-манифест

«Сделано в Китае, разработано в Калифорнии, раскритиковано в Европе» в переводе Юлии Лежниной.

Mieke Gerritzen, Geert Lovink. Made in China, designed in California, criticised in Europe. Amsterdam Design Manifesto (with input from Ned Rossiter, Luke Munn, Max Bruinsma, Miriam Rasch). — The Image Society, 2019

продуктовый дизайн
графический дизайн
интерактивный дизайн
интерьерный дизайн
световой дизайн
фэшн-дизайн
сервис-дизайн
медиа-дизайн
гейм-дизайн
опытообразующий дизайн
социальный дизайн
веб-дизайн
взаимодействия с пользователем дизайн
урбан-дизайн
саунд-дизайн
промышленный дизайн
текстильный дизайн
выставочный дизайн
пищевой дизайн
поведенческий дизайн
протестный дизайн
интерфейс-дизайн
био-дизайн
информационный дизайн
ПО-дизайн
пространственный дизайн
моушн-дизайн
шрифтовой дизайн
коммуникационный дизайн
визуальный дизайн
экологический дизайн
гендерный дизайн
конфиденциальности дизайн
космических путешествий дизайн
критический дизайн
инклюзивный дизайн
проектирующий дизайн
этический дизайн
ландшафтный дизайн
стратегический дизайн
самодизайн
организационный дизайн
устойчивый дизайн
процесс-дизайн
отношений дизайн
дизайн-мышление
проблемный дизайн
эксклюзивный дизайн
инженерный дизайн
молекулярный дизайн
генный дизайн
интерактивный дизайн
упаковки дизайн
общеупотребительный дизайн
тотальный дизайн

Мы — существа созидающие
Виктор Марголин

Введение

Когда всему на свете суждено быть спроектированным, [сам] дизайн растворяется в повседневности. Мы не можем его распознать, потому что он всюду. Это лебединая песня дизайна. На сегодняшний день дизайн предстал во всей своей избыточности: товары, окружающая среда, услуги — все было усовершенствовано во всех отношениях. Все было доведено до идеала и находится в режиме постоянного усовершенствования. В этой парадигме дизайн оказывается вплетен в капиталистическую логику воспроизводства. Однако все это не лишено конфликтов, столкновений и напряжения. Важнейшая проблема касается положения дизайна на фоне всеобщего упадка в масштабе Планеты. Наша культура производства поощряет стремление к долголетию. На место компьтероподобной реакции «удалить» приходит желание продлить жизнь неустаревающим вещам, идеям, опыту. Общество все больше осознает важность устойчивого развития и осведомлено об угрозе оскудения этого мира. Амбициозному дизайнеру пора сделать следующий шаг: спроектировать будущее как общественное отношение, созвучное жизни.

Я, ТЫ, МЫ — ВКЛАДЫВАЕМСЯ, ОНИ — ПОЛУЧАЮТ ПРИБЫЛЬ
Atelier Populaire1

01. Дизайн как дисциплина

ОТ РЕМЕСЛА К ЗАКЛИНАНИЮ

Дизайн — это заклинание. Дизайн становится чем-то вроде песнопения, мантры, зова, взятого на вооружение всеми дисциплинами в надежде, что его волшебство сработает. Азбучные истины графического дизайна распространились на дизайн-мышление, дизайн-исследования и методы проектирования. К дизайну продукта присоединились дизайн трансформации, эксклюзивный дизайн и проблемно ориентированный дизайн. Технология дизайна стремится контролировать внедрение и эксплуатацию технических систем и практик. Вопрос со всеми этими «дизайнами» не в том, что они такое, но в том, значат ли они хоть что-то. Выявить и преобразовать проблему — вот в чем задача дизайна.

Martino Gamper, 100 Chairs in 100 Days, 2017

Мы проектируем мир — начиная с грандиозного мегаполиса и заканчивая несчастной кухонной кружкой. Пока все большее число профессий исчезает в результате автоматизации, механизации и цифровизации, школы дизайна возникают повсюду, и бредовая работа, в терминах Дэвида Гребера, также появляется всюду, и не в последнюю очередь в дизайне. Согласно Греберу, в западном обществе примерно на три четверти из всех вакансий приходится бессмысленное времяпрепровождение, они никоим образом не способствуют лучшему миру. Креативный сектор —  просто скопище дерьмовой работы, в котором все происходит в пределах модной художественной матрицы, [состоящей из] мозговых штурмов и концептуальных разработок посредством хакатонов, экспертных сессий, коммерческих предложений и прототипирования. Коворкинги — это конечный пункт, где работа [еще существует], прежде чем алгоритмы возьмут командование на себя.

Дизайн почил как отдельная дисциплина, когда было заявлено, что дизайн-мышление шагает по планете в качестве целебной стратегии управления. Дизайн трансформировался в двух направлениях. С одной стороны, он стал примитивным процессом, контролируемым технологиями. При этом он радикально расширил свои рамки, став всеохватывающим и даже живительным. Дизайн-мышление видится способом «творческого» решения проблем, в центре внимания которого — люди-«пользователи». Это ставит процесс на рельсы, на заданную траекторию формулирования, создания и тестирования на пути от прототипа к конечному продукту. Неизменный результат — техническое решение. Такая модель сводит рефлексию к прагматическим и парадигматико-процедурным шагам: делать — и значит рефлексировать. Не приведи боже, чтобы наша рефлексия оставила нас с пустыми руками.

Между тем, дизайн с незапамятных времен отходит от прикладного применения в объектах и промышленности, [смещаясь] к нематериальным, мнимым результатам. В процессе он обзавелся довольно дурным характером — неожиданный поворот для дисциплины, некогда славившейся своей утилитарностью, практичностью и прагматичностью. Дизайн-мышление — показательный пример. Дизайн-мышление — это вообще не про дизайн, а про управление, лишенное эстетики, управленческая практика, направленная на распутывание смертельно спутанных процессов в бизнесе и в индустрии. Со временем эта практика смещает фокус с объектов на способы организации труда, образ жизни, мышление. Однако, в отличие от идеологии, дизайн-мышление от критики освобождено. Дизайн превращается из дисциплины в веру, последователи которой могут творить такие чудеса в решете, что любую земную ситуацию или мысль можно обратить в нечто особенное и эксклюзивное. Трижды окуните свой продукт в источник дизайна, и станет он чем-то куда более помпезным да прибыльным. Мы перешли от дисциплины к дискурсу, от дискурса — к идеологии и от идеологии — к чистой воды вере, — разумеется, под аккомпанемент наших благословенных бизнес-моделей и расчетов.

Одновременно дизайн стал средством выражения масс. [Существительное] «дизайн» замещает ряд глаголов: вместо «готовить» [можно сказать] «дизайн продуктов питания», вместо «возглавлять» — управленческий дизайн, организация становится дизайном процессов, взросление уподобляется самодизайну. Постепенно дизайн начинает определять новый общественный порядок, знаменуя наступление общества дизайна с дизайнерскими младенцами и дизайнерскими лекарствами. Общество дизайна больше не ограничивается фокусом на инновациях и капиталистическом способе производства, оно проникает в самые закоулки общественного и частного — от климатических изменений до благосостояния, от социальных связей до самооценки. Автоматизация даровала состоятельному гражданину западного мира больше простора для шоппинга и больше времени для прокачки творческих способностей. Так дизайнер и потребитель сливаются воедино. Доступность программного обеспечения привела к тому, что каждый человек теперь вдруг стал дизайнером. В чем тут может быть сложность? Дисциплина, демократизировавшись, превратилась из междисциплинарной в антидисциплинарную. Так чего мы лишились, сейчас, когда ремесло сброшено со счетов, а дизайн стал смазкой для любого мыслимого социального процесса? Дизайн страдает от инфляции, питая собой все и вся.

Martino Gamper, 100 Chairs in 100 Days, 2017

Теперь, когда дизайн все активнее просачивается в смежные сферы деятельности, вплоть до того, что даже трудовая этика — в компетенции дизайна, мы можем подвести черту. Дизайн стал [декоративным] лаком, которым можно скрыть грибковые споры [на теле] нашего общества. Расшевеливая отравленную среду, дизайн также привносит [в нее] новый подход, художественный импульс, творческий порыв. Дизайн — избавитель, «серебряная пуля» [английская идиома, означающая простой способ решения сложной проблемы. — Прим. пер.]. На пресыщенном рынке дизайн становится экономическим активизатором, возвращающим к жизни морально устаревший ширпотреб, отупляющие должности и забракованные идеи. Дизайн функционирует как экосистема, [каждый раз] выстраивающая неустойчивый динамический баланс между капиталом и потреблением. Ну или до того момента, когда что-то уже не получится перекроить и втюхать как новинку, и цикл окончательно не зайдет в тупик.

Автономия — предпочтение быть обособленным и ничем не стесненным — культивируется в голландской художественной тусовке и продается по всему миру в качестве критической практики. Тем временем в Нидерландах едва ли есть сколько-нибудь профессиональное искусство, созданное без изрядного участия правительства. В большинстве случаев комитету по финансированию презентуется план по созданию произведения искусства, в результате чего получаются «социально вовлеченные автономные произведения искусства», которые на деле никогда не могут быть автономны. Вернее, такая практика «публичного искусства» на выходе имеет одобренную правительством и, следовательно, беззубую критику, которая [лишь] бросает вызов парадигматической «автономии», которую искусство в соответствии с официальной догмой должно превозносить. Ханс ван Хувелинген (Hans van Houwelingen) — по-настоящему независимый художник в публичном поле — хлестко подытожил парадокс: «Один хочет искусства, которого не хочет другой, и наоборот: этот не хочет того искусства, какое хочет тот».

Всем нам ясно, что искусство никогда и не было автономным. А вот клиенты были всегда. И искусство, и дизайн создавались — и до сих пор создаются — в большей степени на заказ. Искусство призвано задавать смысл и [наталкивать на] размышление в музеях, галереях и на арт-ярмарках. Дизайн, с другой стороны, производится индустрией для реализации в магазинах, онлайн или оффлайн. Однако эти точки сбыта, будь то галерея или магазин, за последние десятилетия сильно уподобились друг другу. Музеи стремительно обращаются в пространства, в которых мы охотимся за эмоциями и арт атрибутикой. Галереи вступили в конкуренцию с розничным сектором, что значительно увеличило численность [их] посетителей. Биеннале органично слились с продвижением городов, а художественные ярмарки, конечно же, так и так были рынками сбыта. И дизайн, и искусство оказались заточены в смирительную рубашку регламентаций и контроля, включающей в т.ч. мониторинг целевой аудитории и маркетинг целей. Как следствие, рынки сбыта [дизайна и искусства] разграничиваются с большим трудом.

В эпоху технической воспроизводимости искусство также подвергается воспроизводимости. Сегодня произведения искусства, как и дизайн, тиражируются и клонируются, редактируются и модифицируются. Эпоха оригинальности и эксклюзивности ушла в прошлое. Будучи цифровым объектом, искусство может загружаться и скачиваться. Размещенные в сети изображения становятся дурными факсимиле, их используют, их поносят; копии неотличимы от оригиналов. В этой жесткой онлайн среде концепции подхватываются и мгновенно коммодифицируются. Искусство теперь такой же рыночный продукт, как и любой другой. Подводя итог: сейчас искусство и дизайн практически неотличимы. Посреди растущей напряженности между людьми и системами, а также других дилемм, вызванных цифровой революцией, дизайн и искусство по-своему борются с этим нестабильным поздненеолиберальным состоянием. Мы наблюдаем эпическое соревнование между все более неотличимыми друг от друга медиа и всеми творческими дисциплинами, которые сформированы силами цифровизации и медиализации, дисциплинированы слиянием программных инструментов и каналов распространения, которые все они [дисциплины] используют. Трафик на платформах растет. Искусство и дизайн бьются за секунды внимания — глобальную валюту XXI века.

ВИДИМЫЙ МИР  —  УЖЕ НЕ РЕАЛЬНОСТЬ, А НЕВИДАННЫЙ МИР  БОЛЬШЕ НЕ СОН
Уильям Батлер Йейтс2

02. Глитч и лоск

ИЗОБРАЖЕНИЯ БЕЗ ЭСТЕТИКИ

Влияет ли на дизайн-эстетику та бомбардировка изображениями, которой мы подвергаемся ежедневно? Сегодня общество без изображений непредставимо, вне зависимости от того, что вы думаете об их содержании. Визуальный поток неумолим, хотите вы этого или нет. Тем не менее, вселенная изображений жаждет спасения. С азартом зачистив все от смысла, дадаисты высвободили искусство и жизнь, когда те разложились до полной бессмысленности в окопах Первой мировой войны. Аналогично и современная дизайн-волна эмансипируется от визуальной культуры, которая [в свою очередь] все больше срастается с Интернетом. Проведите ревизию в своих архивах! Подписки, каналы, профили и аккаунты — все в корзину. Нечего терять, а мир только приобретет!

Martino Gamper, 100 Chairs in 100 Days, 2017

Забудьте о насмотренности — изучайте теорию. Вот мантра все возрастающего числа профи-дизайнеров. Дизайнеры больше чем когда-либо заняты разговорами, дискуссиями, [они] пишут, читают и слушают. Высвобождение эстетического образа, уходящее корнями в прошлый век, проанализировано детально. Для масс все это вылилось в Великое Единодушное Видение: мем. Любое изображение, снабженное подписью и [отнесенное к определенному] жанру, может быть включено в веселый пухнущий мемленд в качестве комикса, картикатуры, шуточки. Мы покончим с этим, как покончили с заговором экспертов от искусства и финансов, которые выкрали изображения из достояния общественности, онлайн ли, оффлайн ли, и замуровали их в глобальных стоковых архивах, где их можно увидеть только через [тюремную] клетку. Просмотр изображений, клейменных водяными знаками и загороженных пейволлами, предполагает плату. Для борьбы с этой коммодификацией и коммерциализацией новой эстетике нужно свободное пространство — главным образом свободное пространство в голове. Мусорная визуальная культура смешала наши навыки восприятия с грязью.

Прежде чем мы позволим визуальности вновь обрести свою значимость в нашем лице, нам нужно заново откалибровать изображение и наши собственные глаза. Подобное перерождение восприятия потребовало бы такой массовой цифровой детоксикации, какая, конечно же, не светит ни на одном из горизонтов, на которые устремлен наш взгляд. В обозримом будущем статус изображения будет все больше и больше растворяться в белом шуме. Восприятием теперь движут ощущения. Мы живем не в мире чувств, но образов. Чувства взяли территорию контроля. Алгоритмические машины конструируют то, как мы воспринимаем окружающую действительность. Машины, извлекающие данные, эксплуатируют и обналичивают нашу реакцию на мир. И правда, то, как мы реагируем на ситуации, имеет решающее значение при разработке превентивных мер. Предвидеть — значит контролировать.

Изображение XXI века — чисто техническое. Восприятие теперь опосредовано унифицированным объективом: смартфоном. Мы водим пальцем, «ставим лайк» и двигаемся дальше, рассеивая [свой] пристальный взгляд и [уничтожая] любое реальное эстетическое суждение. При этом часто изображения превосходит по качеству то, что мы видим безоружным глазом. При масштабировании молекулярное изображение [кажется] беспредельным, мегапиксели разворачиваются, являя целые миры. Блуждая [взглядом] по этим мерцающим RGB сеткам, мы вообще лишаемся критической дистанции. Технически и в отношении цифровизации задача состоит в том, чтобы развить визуал изображения в самых динамичных и невообразимых направлениях. Скоростные сети и передовые технологии подталкивают изображение к выходу за физические рамки. Генерируемое сенсорными чипами и улучшенное с помощью машинного обучения, каждое [новое] изображение фееричнее и притягательнее предыдущего. В современной визуальной культуре изображения более реальны, чем [сама] реальность. За изображением нет ничего. Перефразируя Вирджинию Вульф: «Ничто не реально, пока мной не опубликовано».

Martino Gamper, 100 Chairs in 100 Days, 2017

Тем не менее, реальность никуда не списать. Поиски материи, которая выходила бы за рамки нематериальной и сомнамбулической реальности нового чистого изображения, подталкивают сегодняшних создателей картинок к использованию 3D-принтеров и [соответствующего] программного обеспечения. Лаборатории Maker labs, оснащенные по последнему слову техники, возникают повсюду — в школах, библиотеках и микрорайонах по соседству.

ЭСТЕТИКА БЕЗ ЭТИКИ — ВСЕГО ЛИШЬ КОСМЕТИКА
Улай3

Все это мастерские по созданию образа будущего. На этом постцифровом этапе мы сводим объекты к их физическому состоянию, расширяя границы нашего мира, а дизайн  — к его аналоговым истокам. Дизайнеры обмениваются знаниями, инструментами и коллективно вырабатывают мировоззрение, соответствующее этому новому социальному дизайну.

Вне производственных помещений и мастерских дизайнеры кочуют по земле, ища аутентичные и материалоориентированные процессы по части выращивания продуктов питания и не только. Это, похоже, явный ответ на ту жесткую дизайнерскую муштру, которая придает устойчивость индустрии потребления. Другим примером новой тяги к ремеслам служит дизайн-хакинг технически сложных объектов, нас окружающих. От смартфонов до Apple Watch, интеллектуальных поисковиков ключей и цифровых ассистентов — все гаджеты были опробованы на зуб с целью дать критическую оценку их дизайну. Время, когда дизайнеры будут выполнять такие аналитические упражнения с совершенно другим посылом, не заставит себя ждать, что сможет снова расшевелить наши мозги, нафаршированные дизайном.

Шаг за шагом вырисовываются очертания нового постцифрового ремесла, даже в экспериментах, не выходящих за рамки предварительного исследования. Текучая и дезорганизованная эстетика XXI века резко контрастирует с жестким, последовательным формальным языком модернизма, который укоренился в дизайне на десятилетия. Мы знаем, что новые социальные смыслы проявляются именно в искусстве и дизайне. Подобно тому, как Пит Мондриан в своей квадратной манере когда-то предчувствовал зарождающийся мир систем, современная текучая и гибридная постцифровая эстетика подражает текучей социальной сплоченности сетевого общества, индивиды объединяются [только для того, чтобы] как можно скорее отдалиться. На фоне ладно отрисованных плавающих форм, которые выглядят как эластичные ячейки и цилиндры, мы видим перегруженные, рваные, многослойные, незаконченные изображения с отрезанными конечностями, ломаными перспективами и уродливыми пейзажами. Но именно несовершенство этих «багов» указывает на новый стиль, новую эстетику, заново бросающую вызов нашему рваному воображению.

03. Системный мир

ХВАТИТ ФОЛЛОВИТЬ, ПОРА ВОЗГЛАВИТЬ

В некоторых отношениях сегодняшнее общество повторяет трагическую судьбу позднесоциалистических обществ бывшего Восточного блока, Китая и Кубы, ведь и они были основаны на идеологии равенства, солидарности и общности. Парадоксально, но Евангелие постоянных перемен и обновления породило глубокое состояние анабиоза. Застой, по-видимому, характеризует наше современное состояние, ситуацию, когда весь мир смотрит один и тот же футбольный матч или шерит одно и то же видео. Каковы интересы великих цифровых держав, чьи сервисы позволяют нам делать в точности то же самое, что и всем остальным? Как эта монокультура меняет нашу жизнь? Мы называем это «социальными сетями», но насколько они социальны на самом деле?

Martino Gamper, 100 Chairs in 100 Days, 2017

Мы лайкаем, свайпаем и шерим самих себя до изнеможения. Кто бы мог подумать, что однажды все население мира подсядет на то, чтобы снова и снова делиться одной и той же информацией на одной и той же интернет-платформе?

Как дизайнеры решают вопрос о финансиализациии общества? Как там насчет взаимопереплетения интересов, которое прочно ассоциируется с массовым манипулированием людьми, транснациональными корпорациями или с диктаторами? Визуальный стейтмент дизайнера, отражающий личную позицию в его индивидуальном стиле, исчез из базовых настроек 2D и 3D программного обеспечения, в Photoshop, Instagram* [здесь и далее: запрещен в РФ — Прим. ред.] и в других производственных и информационных платформах. Мы с апломбом заявляем, что в курсе либертарианских планов Кремниевой долины, но при этом не хотим, чтобы нас мучили угрызения совести. Соответственно, мы уступаем [по части] влияния дизайна на цифровых власть имущих. Как все застопорится — спрашивают с дизайнеров, надо расхлебывать кашу. Мы задействуем дизайн, чтобы спасти мир, — отстаивая статус-кво.

Конфликтные голоса могут исходить только от сильных дизайнерских сообществ, смеющих высвободиться из репрессивных рамок капитала и отупляющей атмосферы авторитарной политики и бизнеса. Теперь наша очередь — бросьте воркшопы, медитации и процессы. Общайтесь! Покоряйте пространства публичных и частных доменов! Хакеры и дизайнеры объединяются — новые революции произойдут в цифровой среде, посредством социальных сетей. Люди versus системы контроля. Хватит фолловить, пора возглавить!

04. Дизайн шагает по планете

КРЕАТИВНОСТЬ — ВСЕМ И КАЖДОМУ

В результате демократизации дизайна креативность стала ограничиваться капиталом и рынком. Возникшее впервые в политических кругах Великобритании при Тони Блэре, понятие «креативная индустрия» получило огласку благодаря книге Ричарда Флориды «Креативный класс» (2002). Но взаимосвязь творчества и потребительского рынка изначально лежала в основе капитализма: потребление продавалось как самовыражение. Но творчество это всегда скрупулезно опосредовалось и управлялось, становясь творчеством по доверенности: «креативная индустрия» монополизировала творчество, а за ним — и потребителей. Конечно, всегда были дизайнеры, не лишенные культурных мотивов и знаний о культуре, но их продукция часто была слишком особенной для рынка товаров повседневного использования. Или же они были «разбавлены» индустрией, став декоративным напылением для универсальных товаров. Этому «предательству креативного класса», если обратиться к [оригинальной] книге Жюльена Бенда «Предательство интеллектуалов», созвучен бесконечный поток дизайнерских продуктов, джентрификация кварталов, когда-то построенных для малообеспеченных слоев населения, и уклончивость правительства невмешательства, которое не замечает искусство и культуру: другими словами, креативность — на рынок.

Martino Gamper, 100 Chairs in 100 Days, 2017

Инструментализация креативности под гнетом неолиберальных рыночных моделей все чаще подвергается нападкам, но критики слишком мало, да и слишком поздно уже. Мезальянс культуры и бизнеса ставит нас лицом к лицу перед необходимостью бросить вызов новому status quo. Креативная индустрия вечно спешит. При скоростной разработке прототипов нет места для проб и ошибок, не говоря о построении сети доверия. В охоте за быстрой прибылью, политики  от креативной индустрии охотно хватают опробованные методы с полок других отраслей. Срочность — вот что главное . В конце концов, экономическая выгода, которую может принести культурный сектор, ограничена по времени. Свобода предпринимательства, рентабельность и воздействие на рынок куда важнее качества контента.

Пусть качество контента и трудно измерить наличными, именно оно создает собой добавленную стоимость, а создание культурного качества является предварительным условием для того, чтобы сделать мир лучше и креативнее. В отличие от пресловутой переупаковки продуктов, креативность необходимая для того, чтобы сделать услуги особенными и эффективными, требует иного подхода. На почве дизайна возникает гибридная сфера, с которой мы сталкиваемся и в культуре, и на рынке. Дизайн превращается в поразительно инклюзивный ярлык, [пригодный] для самых разных дисциплин и видов деятельности. Окружающая среда, качество продуктов питания, структуризация и доступность информации — все это дизайнерская повестка, наряду с дизайном природы, дизайном устойчивой моды и дизайном потребительского поведения.

Дизайн поглотил мир, но его способность создать процветающее будущее все еще не исследована. На деле, мир никогда не может быть всецело подчинен дизайну. А равно и будущее. В этом смысле дизайн всегда вне времени, захваченный спиралью вечного наверстывания упущенного. Мир дарует дизайну огромный ресурс: вневременность. В мире цифровых медиа вечного настоящего вневременность оставляет дизайну возможность отказаться от преклонения перед технологиями контроля. Дисциплинарное технообщество способно использовать [в своих целях] только то, что измеряется временем.

Когда дизайн обходится без техник сдерживания, возникают условия для изобретения других миров. На этом этапе дизайн сталкивается с кризисом: как организовать мир без расчета, без плана, свободный от намерений? Такие вопросы чужды дизайну. Будущее дизайна требует [придерживаться] стратегии неверности. Дизайн должен стать внутренне раскованным.

Поскольку практика, ориентированная на прибыль, обычно строго контролируется, мы часто думаем, что творчество возможно только в идеалистических и неограниченных условиях. Творческая свобода, корпоративный контроль: или-или. Однако эти жесткие бинарные оппозиции устарели. 

Martino Gamper, 100 Chairs in 100 Days, 2017

Культурные категории обнуляются, правила отвергаются, а дисциплины отбрасывают рамки. Все чаще противоположности притягиваются: текст и изображение; левое и правое; культура и коммерция; наука и гламур. Даже самые смутные представления о жизни оказываются факторами общественных изменений. В идеале дизайн должен занимать стратегическую позицию — вот прямо у этого яблока раздора. Для тех, кто не верит в то, что срединная позиция возможна, Голливуд уже предоставил доказательства: легендарные фильмы, которые успешно балансируют на грани между криминалом [pulp] и заурядным блокбастером. Эти фильмы представляют собой творческие работы, в которых концентрируется невероятное количество воображения и размышлений, но при этом они приносят доходы, исчисляемые миллионами долларов. Вне зависимости от того, какого рода креативность соответствует дизайну — культурная или рыночная, маркетинговая и менеджеристская или [предназначенная] для науки и искусства, — это динамичная область, которая развивается постоянно.

05. Славьте процесс

ДИЗАЙН КАК УПРАЖНЕНИЕ В РЕАЛЬНОМ МИРЕ

Что все-таки делает современный дизайн таким особенным, таким привлекательным? Мы наблюдаем, что — визуально или вербально — дизайнеры сегодня отказываются занимать четкую позицию относительно актуальных проблем. Раз [маркировка] «Сделано в Китае» очерчивает некоторые острые проблемы, касающиеся труда, окружающей среды и политики, то дизайнеры склонны зацикливаться на будущем, «Спроектированном в Калифорнии». И вот мы оказываемся в пасторальном Неверленде, в котором невиданным образом переплетены безмятежные дни прошлого и слепая надежда на завтрашний день. Вещи становятся все лучше и лучше. Но страсть к дизайну ограничивается социальными эффектами новых технологий в контексте, сердцевина которого — процессуальность. Дизайнеры, делающие вид, что сосредоточены на инновациях, тщательно изучают потенциал и эстетику «умных» материалов и технологий, представляя свои разработки в качестве дизайнерских объектов, иногда как опытные образцы для отрасли, часто как спекулятивный дизайн «на подумать» и, потенциально, чтобы послужить вдохновением для  искусства или коммерчески востребованного продукта, — но чаще всего баловства ради. Дизайнеры стекаются туда, где есть спрос на «тотальные решения»; бесконечно гибкое общество умных домов, умных городов, умных людей, построенное на алгоритмах, которые, пусть и со всем своим самообучающимся интеллектом, могут лишь воспроизводить статус кво. В таких условиях эту циклическую динамику можно приравнять к бегу по беличьему колесу: новинки  устаревают, становится винтажом, становится ретро, становятся новинками. До бесконечности. В заданных обстоятельствах дизайн, похоже, превратился в начальную стадию, преподготовку, промышляющую тем, чтобы сделать наше завтра обнадеживающе похожим на сегодня.

Дизайн оккупировал компьютер и связанные с ним интерфейсы, не оставляя пространства для маневра. Наши цифровые устройства были многократно перепроверены, [протестированы] на фокуc-группах, проанализированы на предмет наиболее благоприятного пользовательского взаимодействия вусмерть. Коммуникация при посредничестве компьютера отшлифована. Instagram* и Facebook** [здесь и далее: запрещен в РФ — Прим. ред.] уже визуально укомплектованы. Работает как работает. 

Martino Gamper, 100 Chairs in 100 Days, 2017

И что же делать? Разгоряченные споры по поводу багов и [прочих] мудреностей поутихли. Развитие компьютеров и программного обеспечения достигло точки кипения. Мы покончили с размышлениями об архитектуре цифрового мира: современные стандарты программного обеспечения справляются [с этим] на отлично. Каждый может использовать приложения, которые вкупе с социальными сетями стали такими же привычными благами, как вода и электричество. Исключительные технологии были сведены к элементарной инфраструктуре. Что единственно важно — так это классно выглядеть в Инсте*. Одно становится похоже на другое, те же жесты и позы, те же шаблонные настройки камеры, теги и фильтры, публикуемые по одним и тем же схемам. И все это в ущерб стандартам визуальной коммуникации. Уплощение визуальной культуры как результат было замечено всеми, но никогда не было предметом интереса. Кажется, что альтернатив нет ни на видимом горизонте, ни даже в андеграунде.

В современных дизайнерских тусовках неистовые усилия тратятся на создание образцов, которые в силу своей исключительности в момент становятся пригодными для музея. Может там, в священных залах высокой культуры, у дизайна есть будущее. Но что действительно имеет значение, так это критический эксперимент с использованием новых экологичных материалов в их отношении к людям. Какое отношение имеют люди к этой своей «умной» среде? Мы окружены цифровыми системами и все чаще испытываем трудности с поиском выхода — если вообще хотим выйти, рискнув комфортом и удобством. Некоторые дизайнеры борются за свою свободу от ограничений цифровой смирительной рубашки, переизобретая и исследуя себя, медитируя, стремясь коснуться и почувствовать материальность за на вид разумными, но невидимыми процессами. Постепенно эти упражнения в материализме ведут их к созданию какой-нибудь трансцендентной школы мастеров, но подход [при этом] остается техническим. В этом механическом контексте дизайнеры упражняются в этической и социальной осознанности, но терпят неудачу в попытке разделить общую ответственность за масштаб производства, превосходящий оный в малых ремеслах.

Martino Gamper, 100 Chairs in 100 Days, 2017

Неужто дизайнеры сами накликали на себя [эту беду], сделав ставку на процесс как на конечный результат? Или эта процессоориентированная практика — последняя отчаянная попытка дизайнера в пору, когда дизайн стал мейнстримом? В цифровой вселенной дизайнер — каждый. А профессиональный дизайнер ловит дзен, размышляя над альтернативными практиками в поисках нового порядка, новой Истины. Как мы можем перевернуть этот эскапизм с ног на голову? Есть ли способ изменить ориентацию профессионально обученных дизайнеров? Вот что мы заявляем: станьте социальными в подлинном смысле этого слова! Кликнете по ссылке «последствия»! Игнорируйте стандарты и платформы и становитесь у руля технологического развития вместе.

ЧТО ЕСТЬ ЖИЗНЬ? ПОЧЕМУ ОНА ЗАВИСИТ ОТ ПОТРЕБЛЕНИЯ ЧЬЕЙ-ТО ЕЩЕ ЖИЗНИ?
Дуглас Рашкофф4

06. Пойманные на бонусную удочку 

ШИЗОИДНАЯ БОРЬБА ПРОТИВ КОНСЬЮМЕРИЗМА

Отставив первенство за едой и сном, дизайн, кажется, стал основной экзистенциальной потребностью. Ничто не сравнится с удовольствием от бесконечного веб-серфинга, от кликанья мышкой в охоте за новыми шмотками и цацками. Мы хотим продолжать свайпить; а еще мы хотим, чтобы у нас хватило силы воли остановиться: это ежедневная микро-битва, вечная борьба с импульсами и соблазнами общества потребления.

Соблазн «нового» подпитывает наше любопытство и провоцирует безграничные волны коллективного потребления. Шумиха, тренды, идеи, видения и заявления генерируются, копируются и ремикшируются со все возрастающей скоростью. Сегодняшнее «в тренде» — завтрашнее «отстой»; то, что «непозволительно» на прошлой неделе, на следующей неделе — новая норма. Это вечное возвращение одного и того же. Экологичность и надежность больше не определяют прибыльность производства товаров и услуг. Нет, нормой является гибкость, прозрачность и легкость, с которой [один] продукт может быть заменен на собственную реплику.

Что на повестке дня дизайнера-профи сейчас, когда у каждого есть доступ к цифровым технологиям, а креативная индустрия обеспечивает не лишенные склонности к дизайну массы смирительными рубашками? Каждый год в Нидерландах сотни молодых дизайнеров выпускаются из профшкол и академий. Их задача, как им было сказано, состоит в том, чтобы генерировать «ценность» — извлекать выгоду из собственной креативности, превращая новые идеи в новые выгодоприносящие формы, — в идеале в глобальном масштабе. Этот модус операнди произрастает из социальных сетей. Располагая миллионной аудиторией буквально на кончиках пальцев, инновацию можно взрастить из потока публичных комментариев, шеров и лайков, а затем оформить уже в идею с «реальной ценностью» — монетизируемый продукт или услугу.

Martino Gamper, 100 Chairs in 100 Days, 2017

Ностальгия наносит ответный удар. XX век представлял собой рай для художественного производства, девственную территорию новых идей, стилей и продуктов. Но автоматизация меняет мир, и дизайну приходится соответствовать. Задача — в переосмыслении. Никогда прежде не было доступно столько одинаковых продуктов в бесконечно сменяющихся обличьях или новых упаковках. Когда мы извлекаем [из прошлого] и вдыхаем жизнь в продукты предыдущих эпох, возникает и новый вид авторства. Не стесняясь, дизайнеры проецируют свой энтузиазм, знания и предприимчивость на существующие концепции или объекты. 1990‑е годы помнятся расцветом ремиксов не только в музыке, но и в деконструктивистском искусстве, архитектуре и дизайне. Часто ремикс становился еще большим хитом, чем оригинал. Обновление и адаптация отражают культурную логику XXI века. Если [раньше] использование идолов прошлого смотрелось как дешевый рекламный трюк, то теперь это огромная экспериментальная отрасль бизнеса.

Мы осознали грубую истину: это рынок решает, что производить. Маркетинговые бюро инструктируют дизайнеров на предмет того, какой хлам в цене. Критически же настроенному дизайнеру велено делиться идеями и продавать их. Новые экономические понятия — краудфандинг, онлайн-деньги, инновационные каналы распространения, альтернативное авторское право — все это попытки обеспечить финансовую подушку свободной и открытой модели интернет-экономики. Монетизируя [все и вся], они преследуют цель поддержать экспериментальные практики и свободу мысли. Но для кого?

Давайте посмотрим правде в глаза: дизайн движет инновационный бизнес. Всеохватывающая коммерциализация общества захватила, наконец, креативный сектор. Однако наша жизнь совсем не обязательно лишилась культуры. В XXI веке мы, опять двадцать пять, оказываемся в поиске [новых] культурных ценностей, поскольку обнаруживаем себя в пространстве — открытом, демократическом, прибыльном, устойчивом, цифровом и материальном.

Теперь, когда все наше общество было ювелирно спроектировано, пришло время амбициозным дизайнерам-одиночкам заняться поиском трещин в культурно-экономической системе. Где расположены точки надлома в нашем финансовом фундаменте? Где трещинки, ведущие к новым способам созидания и бытия? Отчаянно необходим голос несогласного. Вслед за моральным банкротством креативной индустрии, общество дизайна призвано заполнить трещины. Речь не о привычных продуктах, обернутых в анархическую ретропанковую упаковку. Сопротивление — это не категория на Amazon и не ярлык, наклеенный с целью повышения ценности. Наоборот, срочно требуется вот что: конструирование радикально иного образа жизни. Растущее благосостояние обернулось тем, что обычный гражданин превратился в праздного потребителя.

07. Машина идентичности

ОСТАНУТСЯ ЛИ ДИЗАЙНЕРЫ НЕ У ДЕЛ?

Как дизайн-объект, логотип появился в начале 20-го века и [с тех пор] превратился в мощный и ясный символ, простыми и запоминающимися словоообразами выделяющий крупные транснациональные корпорации. Первые глобальные кампании по тиражированию изображений посредством всех доступных медиа были обкатаны в 1960–70‑х. То были верные признаки общества вечного воспроизведения; визитная карточка все разрастающейся идеологии международного рынка. Рост благосостояния был эффектно обыгран как театральное действо бойких потребителей, которые мало-помалу превратились в производителей своей собственной идентичности по франшизе.

Martino Gamper, 100 Chairs in 100 Days, 2017

Фирменный стиль теперь не чисто маркетинговое средство продуктового дизайна — в последние десятилетия идентичность сама стала продуктом. Сегодня маркетологи — в первых рядах тех, кто изучает тотальные модели получения доходов, по базовым настройкам генерирующие продукты и услуги. Краудфандинговые кампании привлекают средства от людей или бизнеса, но, направляя участников [кампании] к отождествлению ими самих себя с идеей или дизайном, создают положительное отношение к продукту. Эта общественная интервенция сокращает дистанцию между производителем, покупателем и [конечным] пользователем и связывает воедино разработку и маркетинг продукта. Так дизайн начинает походить на демократический процесс.

В XXI веке «имидж» оформляется во всеобъемлющий концепт, при помощи визуального повествования соединяющий идентичности расплодившихся корпораций и каждого конкретного человека. Повествование, в основе которого лежит изображение, успешно камуфлирует бизнес-логику, текущие расходы и корпоративную штаб-квартиру из стекла и стали. Бренд становится таким душевным и личным, что прорастает в нашу повседневность и в саму индивидуальность. Таким же образом IKEA без упора на лого обставила станции парижского метро знакомыми диванами Klippan. Apple Store собственной персоной излучает расслабленный образ лайфстайл кафе, эффективно преуменьшая [свою] реальность компьютерного склада. Марк Цукерберг еще студентом начинал с «Фейсбука»**, ориентированного на  юношескую аудиторию однокашников, прежде чем тот превратился в крупнейший в мире бизнес в области социальных сетей.

Особенно преуспевают благодаря отождествлению рыночных стратегий с жизнью небольшие креативные предприниматели. И это в то время, когда идентичность банки колы и лично-человеческая идентичность стали поистине неотличимы друг от друга. Люди позиционируют себя в медиа как товары, множа себя путем идентификации с информацией, которую они в своих информационных пузырях считают за чистую монету. Таким образом дизайн рождается сам собой — и самого дизайнера не видать. А логотип — это ты и есть.

Политики — это поп-звезды настоящего: и они гаснут. Интернет-образ политика занял почетное место видеоклипа.  На протяжении восьми лет Обама был динамичной эмблемой Соединенных Штатов Америки. Благодаря своему имиджу классного парня и панибратской манере речи, выразительному голосу и убедительным претенциозным словам, он дважды набрал необходимое для руководства страной количество голосов. Его идентичность стала успешным продуктом — сплавом визуальной и медиа подкованности. Менеджеры предвыборной кампании Обамы оказались способными учениками в области продуктового маркетинга и геймификации, однако именно потребительский рынок извлек уроки из успешных формул обамовской команды, найдя оптимальный баланс между настроениями, представлениями и эстетикой.

Martino Gamper, 100 Chairs in 100 Days, 2017

Разумеется, политиков издавна избирают на основе их исполнительских качеств. Однако сегодня их оценивают не только по речам и делам, но и по презентации в социальных сетях. Они лицедействуют в Facebook** и в Instastories*. Но в отсутствие детального понимания природы и [правил] функционирования изображений и текстов, кривляние это редко выходит за рамки селфи, видео с котами и пресловутых роликов, [якобы фиксирующих] «реальность». Полученный в результате прием характеризуется циничным отношением и общим недоверием ко всему и вся, особенно к тому, что касается распространения информации через [цифровые] медиа. Журналистская свобода в Интернете часто выливается в сквернословие и в фейковые новости под соусом несогласия, что одинаково характерно как для граждан, так для политиков. От культуры «лайков» к культуре ненависти — один шаг. И все-таки граждане прекрасно осведомлены о личностном присутствии в медиа и уже научились использовать их инструменты в своих интересах. Сознательно или нет, мы все разрабатываем свои онлайн-идентичности и самопрезентуемся как бренд. Вот она какая, стальная клетка цифрового мира.

08. Скрытые технологии

ДИЗАЙНЕРЫ ВСКРЫВАЮТ АЛГОРИТМЫ

Facebook** — [помимо прочего еще и] мощная пиар-компания, использующая социальные медиа в качестве рекламной платформы, в основе которой — [анализ] поискового поведения пользователей и принуждение к клику. Чем явственнее реклама заявляет о себе, тем незаметнее для вас ее повсеместное присутствие. Возьмем, к примеру, скандал с Cambridge Analytica 2018 года, когда  [стало известно как] компания по сбору данных распространяла персонализированную пропаганду в преддверии Brexit и американских выборов 2016 года. Алгоритмы, разработанные для «подталкивания» покупателей, все чаще используются для манипулирования избирателями. По крайней мере, манипулятивная машина Cambridge Analytica засвидетельствовала неотличимость граждан от потребителей.

Какие властные структуры и рыночные стратегии скрыты за фасадами онлайн-коммуникации сегодня? Все чаще технологии решают, что мы видим, как мы это видим и почему. Меж тем, технологии вшиты в алгоритмы, которые выбирают, какие видео и мемы нам нравятся и на какие продукты мы кликаем. И, так как они невидимы, тем более следует раскрывать архитектуру принятия ими решений, а также интересы, которыми они руководствуются. Дизайнеры соблюдают дистанцию [там], где они могут быть сподручны как ключевые визуализаторы и посредники запущенных процессов. Но эта валоризация дизайнера как «хорошего полицейского» должна также признавать дизайнерские решения, лежащие в основе разработки параметрической политики. Дизайнеры в этом тоже замешаны и не могут полагать, что им вручены гарантии освобождения из тюрьмы. Так почему бы не воспользоваться этими инсайдерскими знаниями, не стать информатором и не нанести ответный удар машинному контролю? И правда, если дизайнеры не предадут систему, которую они помогали строить, идея о том, что место альтернативе есть, на деле — не более чем чистой воды фантазия.

Martino Gamper, 100 Chairs in 100 Days, 2017

Люди смазывают экономическую машину; они обеспечивают бесперебойную работу механизма. Это человеческое масло отнюдь не в дефиците, оно размножается с огромной скоростью: через несколько десятилетий численность человечества удвоится. Наши персональные данные двигают развитие систем. И все мы чересчур охотно делимся тем: сколько зарабатываем, какие продукты покупаем, куда путешествуем и с кем общаемся. «Понятия “удаление” в Facebook** вообще-то не существует; все попытки “удалить” [аккаунт] равны новым данным о том, как вы относитесь к тому, что пытаетесь сейчас скрыть от посторонних глаз» (@robhorning от 1 марта 2019). Наши данные визуализируют, что мы за люди и к каким группам принадлежим. Таким образом, алгоритмы сортируют людей и снабжают их цифровыми персональностями. Чтобы формировать наше поведение, правительства и предприятия тщательно отслеживают его, собирая все возможные данные о нас. Мы под наблюдением. Наличные деньги дематериализуются, электронные врата закрываются, и единственный способ получить доступ к транспорту, продуктам и услугам — это поделиться нашими личными данными с помощью кредитных карт, проездных на общественный транспорт или паролей. Рано или поздно нам придется использовать наши голоса, наши лица или отпечатки пальцев в качестве пропуска. Думаете, мы драматизируем? Ну, поглядите на сегодняшний Китай.

Технологии взяли верх над всеми областями дизайна: от архитектурного до интерактивного дизайна, от моды до дизайна продуктов, от графики до игрового дизайна. Как начинающим, так и опытным дизайнерам приходится ломать голову над проблемами конфиденциальности, с которыми они сталкиваются. Мы считаем, что брешь в приватности — вопрос дизайна, но дизайнеры часто являются обычными исполнителями стратегических решений, принятых задолго до того, как они были наняты на работу. Тем не менее, даже на поверхностном уровне дизайнеры могут сыграть определенную роль в вопросе открытости и прозрачности. Криптодизайн, например, направлен на то, чтобы сделать сложный мир данных понятным для большинства из нас, [тех] у кого нет специальных знаний о компьютерах и шифровании.

Задача дизайна все больше и больше состоит в повышении осведомленности населения в целом о вопросах конфиденциальности. Дизайн и правда может сделать сложное доступными. Поэтому визуальным дизайнерам следует присоединяться к разработке технологий на самых ранних стадиях. Цель — обеспечить наилучший баланс между творчеством и технологиями в процессе проектирования и разработки.

Дизайнеры, вскрывайте алгоритмы! Радикальная стратегия дизайнеров заключается в проектировании пустоты. Это странное противоречие, с которым теперь приходится сталкиваться дизайнерам, обладающим визуальным чутьем: как спроектировать невидимое? То, что находится за пределами локуса контроля? Проектирование рассчитываемого настоящего требует [способности] совмещать несовместимое.

09. Встречное движение

ИМЕЮТ ЛИ ДИЗАЙНЕРЫ СОБСТВЕННОЕ МНЕНИЕ?

Социально ангажированные дизайнеры известны как самоотверженные люди, воодушевленные коммуникаторы, не дающие себе перевести дух. Работа выполняется с рвением, с чувством исполнения долга, иногда сопровождаемым криками.

Их пригожесть и задор часто выражаются как озабоченность несправедливостью мира [и сопровождается] надеждой на получение доступа к общественному дискурсу средствами дизайна. Что бы это ни было — работа по клиентскому брифу или собственно инициированный проект — создавая новые работы с критической позиции, [дизайнером] берется на вооружение этическая и часто идеалистическая повестка.

Martino Gamper, 100 Chairs in 100 Days, 2017

Коль скоро участие в общественном дискурсе стало общемировой тенденцией как для правительств, так и для бизнеса, а равно и в области искусства и дизайна, причины зарождения социальной преданности выглядят все более туманными. Разработка Кремниевой долиной смартфонов и социальных сетей, безусловно, является социальной инновацией, позволяющей нам общаться, делиться [информацией], участвовать. При этом те же самые устройства создали немало проблем для граждан: телефонную зависимость, депрессию и потерю концентрации, не говоря об остальном. Теперь, озабоченная то ли этическими ценностями, то ли ценностью акций, Силиконовая долина производит новые инструменты и гаджеты для противодействия этим самым нежелательным побочным эффектам. Мы можем воссоединиться с самими собой и обрести душевный покой при помощи оккультных приложений, которые конвертируют буддийские ритуалы в чрезвычайно прибыльный бизнес. Вашему вниманию — монетизация осознанности.

Еще один пример — климат. Шаг первый: раскалите атмосферу Земли производством автомобилей, агробизнесом и добычей полезных ископаемых карьерным способом. Шаг номер два: создайте бизнес по «спасению Земли» от образовавшегося кризиса. Шаг номер три: получите прибыль.

Этот экономический цикл — маркетинговая возможность для дизайна. При помощи социального дизайна придумываются универсальные методы решения проблем, которые затем продаются в форме брейн-шторм сессий, курсов и мастер-классов. «Благоприятная окружающая среда начинается с тебя!» — гласил лозунг 1990‑х. Коллективные бренды вроде What Design Can Do (Нидерланды, Бразилия, Мексика), поддерживаемые IKEA, создаются для подкрепления ощущения ответственности за судьбу жизни на планете. Изменение климата — серьезнейшая проблема, и для ее решения привлечены дизайнеры. Сейчас, когда H&M и Zara используют свой статус законодателей мод, поставляя на рынок экологически чистые товары, малые предприятия и частные инициативы следуют их примеру, выражая тем самым свою добродетельность. Да как вы можете поносить индустрию потребления теперь, когда она преисполнилась экологического сознания? Каждая компания обещает быть справедливой, поступать правильно, множить позитивные изменения. Постиндустриальное общество вообще в основном занято благими делами. Ценности становятся добавленной стоимостью. Эксплуатация исчезает. Пожалуйста, давайте хоть здесь не будем обманываться.

В прошлом дизайн представлял из себя эстетическое дополнение к технологическому продукту. Теперь дизайн-мышление — знамя перемен. В нашей жизни более чем достаточно стульев, одежды и прочего. Вместо этого при посредничестве социального дизайна мы фокусируемся на взаимоотношениях и инновационных способах мышления. Все это, может, и не приведет напрямую к решению, но это то, что формирует умы людей, вызывая изменения в мышлении с целью поощрить ведение более сознательного образа жизни. Актуально даже для непререкаемых грязнуль: век живи — век учись. Экономический цикл социально ориентированного дизайна совершил полный оборот. Новые поколения дотошны в изучении ошибок предшественников — есть еще что исправлять. Да здравствует дизайн!

Martino Gamper, 100 Chairs in 100 Days, 2017

Вопрос о том, формулирует ли социально ангажированный дизайнер собственное мнение при разработке дизайна во имя всего хорошего, остается открытым. Часто дизайнеры следуют трендам, на которые оказывают влияние директивы субсидирующих учреждений при выполнении социального заказа. Таким образом, видение дизайнера оказывается сильно отягощенным правительственными или связанными с ним институтами, и визуализация личного мнения становится личным вкладом в моду. Дизайнеры славятся тем, что охочи до новых разработок, вне зависимости от того, нравятся они им или нет. Дизайнеры выживают, проявляя находчивость, приспосабливая свою этическую позицию под конкретные нужды. Графические дизайнеры традиционно стремились распространять свое мнение посредством работы в медиа. Но как граждане, сами дизайнеры и политики теперь относятся к медиа, ставшими доступными всем и каждому?

Мы множим мемы, слоганы и твиты по социальным сетям — тем самым воплощая эфемерную онлайн-философию века медиа. Короткие и быстрые — эти полуспелые сообщения — востребованы в медиа, их удобно без конца копировать. Даже политика все чаще реализуется через твиты и мемы — компиляции текста и изображений. Мемы в основном удовлетворяют наше желание потреблять все более упрощенные (политические) шуточки; это наркотики для технологически зависимых. Правдива ли информация, которую они несут, не имеет никакого значения.

Но не все потеряно — мемы также могут быть использованы для создания силы противодействия, подобно тому, когда протестные движения переосмысливают изображения, тем самым изменяя их смысл и эффект. В Латинской Америке мемы часто используются левыми активистами. Социальные движения, такие как Occupy и Anonymous, также используют этот медиум для своих сообщений [авторы манифеста играют с знаменитой формулой Маршалла Маклюэна: «The medium is the message». — Прим. пер.].

До сих пор профессиональные дизайнеры воздерживались от создания мемов и твитов. На их взгляд, такой конечный продукт — цифровой мусор, информационный фольклор, недостойный их внимания. Они давно отказались от Twitter, видя в нем политически заряженный граммофон, лишенный эстетики. Дизайнеры, в целом, смотрят свысока на просторечие социальных сетей. А вот онлайн-маркетологи, которые стимулируют потребительское поведение с помощью алгоритмов, пристально следят за этой «народной речью».

Ждем не дождемся, как увидим дизайнера, который, засучив рукава, создает новый визуальный смысл рука об руку с социальными сетями!

10. Новый дискурс

МАГИЯ ПЛЮС СТРАТЕГИЯ КАК ДИЗАЙН-ФОРМУЛА

Дизайн перекроился из дисциплины в идею — и стал дискурсом. Это значит, что дизайн больше не видится профессиональной областью со строгими компетенциями и четким результатом в виде конкретных товаров и услуг. Что важно, так это история, а сами продукты — только лишь иллюстрации. Дизайн превратился в магический термин, означающий неясную, творческую, черновую деятельность, которую мы пока никак не можем определить. Дизайн — это намерение. Дизайн — это стратегия. Дизайн готовит нас [к чему-то]. Традиционно дизайн противопоставлялся массовому производству. Потребитель мог иметь то или другое, но не то и другое одновременно. В то время вы покупали товары повседневного спроса в дешевых голландских сетях типа Blokker или HEMA, чьи чайники, столовые приборы и кухонная утварь были явно «безличны». Дизайнерские версии этих же изделий за авторством известных дизайнеров были куда дороже и продавались в специализированных дизайнерских магазинах.

Martino Gamper, 100 Chairs in 100 Days, 2017

Исключительность дизайна также пошатнулась с появлением сетей таких дизайн-гигантов, как IKEA и H&M с их бесконечными распродажами. Не смотря на совместные проекты, которые эти сети время от времени реализуют с современными дизайнерами (Хелла Йонгериус, Уолтер ван Бейрендонк, Пинар & Виола для IKEA, покойные Карл Лагерфельд и Виктор & Рольф для H&M), упор в основном делается на создании дешевого продукта массового производства для массового потребления. Доступный всюду по заманчивой  цене, дизайн стал доступен и hoi polloi [греч. многим, толпе. — Прим. пер.]. В конце концов, дизайн  и правда должен быть доступен каждому.

Так дизайн стал мейнстримом. Сегодня все, что наводняет рынок, продается как «дизайн». Профессиональные дизайнеры чувствуют себя не у дел и ищут другие варианты. В поисках новых впечатлений и ритуалов они медитируют на йоге или размышляют над И Цзин, «просыпаются» в приложении Сэма Харриса «Открой свой Разум» или же проживают «более здоровую, счастливую и бодрую жизнь всего за несколько минут в день» с приложением Headspace. Такая концентрация на внутренней жизни человека — не случайность, но скорее проработка, необходимая для принятия следующего челленджа. Когда дизайнерский опыт больше не ценится, поскольку продукты разрабатываются при помощи программного обеспечения, а наводнять и без того переполненный рынок мусором нет желания, приходит время реализовать план Б: сконструировать внутренние желания.

Внутренние желания требуют иного подхода. Дизайнеры перерождаются в психологов или терапевтов, которые наблюдают за поведением людей, экспериментируют, в попытке улучшить ситуацию. Дизайнеры тщательно исследуют, что чувствуют граждане, работники и работодатели, каковы их нужды, как они действуют и реагируют, что их интересует — и все это в связке с компанией или организацией, которая их нанимает. Результативный дизайн — это рекомендация, процесс, стратегия, состряпанные в ходе мозговых штурмов и экспертных совещаний, где роль первой скрипки исполняет дизайн-мышление.

Дизайн-мышление сочетает в себе и дизайн, и ритуальное социальное вмешательство. В большинстве случаев уполномоченные по коммерции превращают процесс в алгоритм или приложение — то есть в продукт. В области дизайна культуры упор делается на процесс и на опыт, а набивать руку на материалах пристало только для того, чтобы проектировать, визуализировать дизайн идеи.

Больше нет необходимости в конечном продукте, безвкусной безделушке. Нет, сегодняшняя дизайнерская продукция куда более искусная, вездесущая, неосязаемая, созданная дизайнером, который комбинирует медитацию с медиацией.

11. Самодизайн

ЭГО — НОВЫЙ ВЫЗОВ

Мы узнаем дизайнера XXI века в хорошо одетом индивиде, заботящемся о своем внешнем виде, но наиболее интенсивно пестующим свое внутреннее «Я». На гребне волны из духовных приложений и гаджетов, ориентированных на то, чтобы сделать жизнь более комфортной, дизайнеры стараются держать марку. Когда фасад готов, следующий логичный шаг — погружение в глубины самого себя. Осознанный гражданин покончил с покупками, освободив место для размышлений и созерцания. Пришло время восстановить баланс между Телом и Разумом.

Martino Gamper, 100 Chairs in 100 Days, 2017

Амбициозные дизайнеры, прежде чем занять какую-либо позу, внимательно смотрят вокруг. Они развивают в себе [способность] не выдавать конечные продукты и услуги сразу. Разве не может конечный продукт быть процессом, достойным подражателем концепции «дизайн как опыт»? В конце концов, нам,  кажется, вовсе не нужны новые товары, мы просто хотим проводить свое время конструктивно и со смыслом. В поиске новой профессиональной идентичности дизайнеры в первую очередь досконально изучают технические устройства, которые мы «подключаем» к нашим телам.

Сегодня технологии все ближе подступаются к телу, крепятся к нему при помощи приявкоподобных устройств, или даже проникают внутрь, изменяя его структуру на клеточном уровне. На что будет похож мир, когда мы сможем спроектировать человека до самого его рождения? Готовы ли мы к обществу, отличающемуся большим разнообразием условий общежития, сейчас, когда родство определяется способами, отличными от традиционных репродуктивных методов в гетеросексуальных нуклеарных семьях? Дизайн может позволить нам по своему хотенью настроить свой пол в зависимости от того, в какой степени мужчиной или женщиной мы решили быть. Технологии все это упростят. Как человек отреагирует на такие радикальные изменения? Чтобы подготовиться к следующему эпизоду человеческой эпопеи, нужно начать с поиска самих себя.

Кто вы и какие есть необходимые условия для того, чтобы быть вами? Это вопросы, которые мы задаем себе не потому, что нам так вздумалось, а потому, что общество озадачивает нас ими. От нас вечно требуется жить идеальную жизнь, подражать тому лайфстайлу, что мы видим в медиа, где мы [уже] богаты, успешны, красивы и счастливы. Если мы оказываемся не в состоянии оправдать эти заоблачные ожидания, то и это можно исправить: те же самые медиа осыпают нас предложениями и рекламой, чтобы мы могли как можно быстрее взяться за необходимые преобразования. Мы ищем счастья, но для начала нам нужно порвать с тем общественным давлением, что сковывает нас нормами и ценностями, отвечающими за человеческое совершенство, счастье и красоту. Дизайн по определению должен позволять людям устанавливать свои собственные стандарты. Но каким образом эти стандарты должны быть определены? Губернатор или градостроитель мог бы задаться вопросом, сколько индивидуальности может сдержать многомиллионный мегаполис. А гражданин может ответить: так сколько лояльности вам на самом деле нужно?

Вы размышляете о том, кем хотите быть. Но, поскольку вы не начинаете [каждый раз] с чистого листа, речь идет в первую очередь о том, чтобы сделать себя «лучшей версией себя». Люди тщеславны и не могут держать себя в руках — довольно-таки удачная ситуация для рынка самопомощи. Забота о собственной индивидуальности — экономический тренд, настоящая индустрия, выстроенная мощной рекламной и маркетинговой машиной, которая обещает осуществить наши самые заветные желания и которая в это же время  формулирует и конструирует их. Тренд на самопомощь, обещающую найти опору внутри себя, сконструировать себя и взрастить себялюбие, возник на рынке относительно поздно. Смешайте самопомощь с внушительными дозами контроля и техноутопизма — и вы получите количественное «Я», описанное Кевином Келли в 2007 году. Количественное «Я» помогает вам «реализовать себя» посредством мониторинга [показателей] вашего веса, физической активности, режима сна и продуктивности, одновременно предоставляя компаниям, помогающим вам реализовывать себя, вашу самую интимную информацию, которую они, в свою очередь, превращают в товары, которые вы будете покупать в своем стремлении к «самореализации». Вычурные методы и идеи для самосовершенствования, включая диету для идеального тела, пособия по конверсии ваших талантов в успешный бизнес и приложения, делающие доступной обетованную негу новой любви, все это могло бы объединиться под эгидой нового слова в дизайне: самодизайне.

ЧЕЛОВЕЧЕСТВО НЕИЗБЕЖНО ВЫМРЕТ. НУЖНО ПРИДУМАТЬ ЕМУ ЭЛЕГАНТНЫЙ КОНЕЦ
Паола Антонелли5

Несмотря на все это, в нас заложено стремление создавать свои собственные истории, создавать собственный образ самих себя. И все-таки, скажет вам любой дизайнер, создать историю с помощью изображений — задача не из легких. Проблема номер один — аудитория: каждой истории нужны читатели, каждому изображению нужны зрители. Ваша личная история существует только тогда, когда она отзывается в других «лайком». Вы должны быть активны в своем пузыре, если жаждете восхищения. Бездействие смерти подобно. Даже если ваше основное занятие — публикация селфи, меткость, с которой вы их распространяете, имеет решающее значение в том, получите ли вы желаемые лайки. Самодизайн требует практики. Проб и ошибок. Запроса и реакции. Ведь вам нужно не только создать привлекательный для ваших сверстников образ себя, вам также необходимо создать эстетический ареол вокруг вашей личности, полный манящих идей, вещей и опыта. Самодизайн таким образом — всепоглощающий, бесконечный поиск идеального образа, тотальное дизайнерское техзадание, требующее тщательной компановки видения, стиля, убеждений, философии и манер. Одурманены ли мы этим коммерческим веянием самофокуса? Индустрия самопомощи держит перед нами зеркало, отражающее то, насколько мы зависимы от смартфонов, не сложены, плохо организованы, дурно спим. На социальном уровне мы боремся с разрастающимся спектром проблем порочного круга: роботы и алгоритмы лишают нас работы и пользуются нашими данными, оставляя огромное количество людей в прекарном состоянии. Одной самопомощью не решить все эти проблемы. Она лишь укрепит иллюзию о том, что мы владеем собой. Как культурный феномен, самодизайн является логичным этапом в эти индивидуалистические времена, когда технологии стимулируют гибкость и трансформацию людей, все больше привязывая их к множеству приложений, ботов и инструментов, которые закрепляют наши отношения как с государством, так и с другими людьми. Опосредованная и управляемая, эта всеобъемлющая технологическая сеть будет во все большей степени моделировать наши социальные жизни.

Martino Gamper, 100 Chairs in 100 Days, 2017

И все же истинный самодизайнер, как и любой другой член команды Людей, как назвал это Дуглас Рашкофф, критичен и пытлив. Самодизайнер не мыслит в терминах готовых продуктов и быстрых решений. Самодизайнер экспериментирует с ожиданиями от будущего и исследует влияние иммерсивных технологий в интересах других людей — и всего человечества в целом.

продуктовый дизайн
графический дизайн
интерактивный дизайн
интерьерный дизайн
световой дизайн
фэшн-дизайн
сервис-дизайн
медиа-дизайн
гейм-дизайн
опытообразующий дизайн
социальный дизайн
веб-дизайн
взаимодействия с пользователем дизайн
урбан-дизайн
саунд-дизайн
промышленный дизайн
текстильный дизайн
выставочный дизайн
пищевой дизайн
поведенческий дизайн
протестный дизайн
интерфейс-дизайн
био-дизайн
информационный дизайн
ПО-дизайн
пространственный дизайн
моушн-дизайн
шрифтовой дизайн
коммуникационный дизайн
визуальный дизайн
экологический дизайн
гендерный дизайн
конфиденциальности дизайн
космических путешествий дизайн
критический дизайн
инклюзивный дизайн
проектирующий дизайн
этический дизайн
ландшафтный дизайн
стратегический дизайн
самодизайн
организационный дизайн
устойчивый дизайн
процесс-дизайн
отношений дизайн
дизайн-мышление
проблемный дизайн
эксклюзивный дизайн
инженерный дизайн
молекулярный дизайн
генный дизайн
интерактивный дизайн
упаковки дизайн
общеупотребительный дизайн
тотальный дизайн

Перевод с английского Юлии Лежниной

Редактура Дмитрия Хаустова

Spectate — TG

Если вы хотите помочь SPECTATE выпускать больше текстов, поддержите нас разовым донатом:


  1. «Народная мастерская» — основанная студентами и преподавателями на базе École des Beaux-Arts (Школы изящных искусств) студия литографии во время событий Мая 1968 года. — Прим. пер.
  2. Ирландский поэт-символист, драматург, критик конца XIX-первой половины XX вв, считается вдохновителем «Ирландского возрождения». Создатель Ирландского национального театра, лауреат Нобелевской премии (1923).— Прим. пер.
  3. Немецкий концептуальный художник. Занимался фотографией, но прославился в годы работы с Мариной Абрамович. Настоящее имя Франк Уве Лайсипен. — Прим. пер.
  4. Американский медиа-теоретик, автор книги «Корпорация “Жизнь”. Как корпоративизм завоевал мир и как нам получить его обратно» (2017). Придерживается политики открытого кода в решении проблем общества. — Прим. пер.
  5. Глава отдела дизайна и архитектуры в Нью-йоркском музее современного искусства (MoMA). — Прим. пер.