Раз в год в центре современного искусства «Винзавод» проходит проект поддержки молодого российского искусства под названием Винзавод.Open. Под поддержкой представители институции имеют в виду проведение ежегодной выставки и сопутствующей образовательной программы¹, где участвуют студенты и выпускники московских школ современного искусства. Состав участников может меняться, но костяк из года в год составляют одни и те же институции: Институт «База», Институт современного искусства И. Бакштейна (ИСИ), Британская высшая школа дизайна (Британка), «Свободные мастерские» ММСИ и Школа Родченко. Последняя в этот раз выставляется отдельно в фонде «Екатерина», поэтому в этом тексте мы не будем ее рассматривать, и вместо этого рассмотрим нового участника — онлайн-школу «Среда обучения»². Винзавод.Open впервые прошел относительно недавно — в 2018 году — как специальный проект в рамках 6‑й Московской международной биеннале молодого искусства.

Задача проекта — представить различные стратегии и результаты деятельности самых прогрессивных образовательных инициатив, а также создать пространство для диалога между всеми участниками образовательного процесса. Однако невозможно говорить о Винзавод.Open, не учитывая некоторых нюансов, связанных с проблемами образования в сфере искусства. Российские академические художественные вузы до сих пор не реформированы, и вряд ли в ближайшем будущем нас ждут какие-то перемены, учитывая нынешнюю культурную политику страны, и проблема здесь заключается в идеологических разногласиях, тянущихся с советских времен. Можно было бы представить, как к базе существующей традиционной методики образования, основанной на техническом мастерстве и преподавании теории и истории искусства до середины ХХ века, добавляются современные художественные практики и изучение истории современного искусства, как это делается, например, на Западе или в Китае — но нет. В России мы имеем непримиримую дихотомию между классическим академическим образованием и обучением в сфере современного искусства. 

Тем не менее, реформы высшего художественного образования необходимы. Методологию, образ мышления и наставничество преподавателей, которые проводят большую часть своей жизни в этой роли, нужно менять, потому что они не соответствуют современным педагогическим тенденциям, тяготеющим к горизонтальности. А поскольку такие основополагающие вещи в сложившихся реалиях вряд ли изменишь, большинство преподавателей просто необходимо, как кажется, отстранять от должности. Поступление в художественный вуз не должно занимать несколько лет подготовки. Люди с интересами в других областях, но с набором базовых навыков в художественной сфере, должны иметь право учиться в таком вузе. 

Казалось бы, главным преимуществом академического образования остается навык владения ремеслом — как правило, это либо живопись и графика, либо скульптура. Существует мнение (нередкое среди участников художественного сообщества), что владение ремеслом обычно является необходимым современному художнику навыком, как будто, прежде чем войти в мир современного искусства, нужно для начала овладеть традиционными художественными техниками, потому что без этого практического знания ты якобы не сможешь заниматься современным искусством. Такой консервативный взгляд продвигают люди, имеющие академическое образование, но при этом уже встроенные в систему современного искусства. Наверное, в некоторых случаях образование, обращенное в сторону технического мастерства, действительно может помочь художнику. Но нельзя упускать из виду негативные последствия академического образования, ориентированного на устаревшие взгляды. Масштаб урона — в виде отсутствия развития института современного искусства и огромного количества неприкаянных «культурных работников», — который приносит классическое образование в России, измеряется количеством просочившихся в сферу современного искусства выпускников таких академических вузов. Они вынуждены где-то восполнять пробелы своего избирательного образования и не всегда готовы распроститься с теми ремесленными навыками, что давались им с таким трудом.

Следующим этапом их восхождения на актуальную художественную сцену становятся «образовательные курсы повышения квалификации», где они проходят очередное испытание. Как правило, преподаватели этих курсов современного искусства требуют от художников отойти от всего того, что вбивалось в их головы в процессе долгого обучения в академическом вузе, и пытаются донести до рекрутированных современных художников практики и мышление, отвечающие актуальной повестке. Школы современного искусства становятся для художников своеобразным транзитом в современный художественный контекст. Еще в 2003 году об этом говорил искусствовед Евгений Барабанов: «Образование — это легитимная пошлина за вход в современное искусство. А вместе с тем и легитимация того символического капитала, которым обладает художник. Разумеется, в наших условиях пошлину можно не платить, можно схитрить, обойти инстанции контроля стороной, вообще пролезть в искусство через лаз в заборе». Но большинство художников все-таки пытаются попасть в одно из этих заведений для получения порой хоть какого-нибудь опыта. Некоторые кочуют из одной школы в другую в надежде набрать максимум навыков и связей³. Происходит это потому, что обучение в сфере современного искусства является неполноценным и дает обрывочные знания, ведь большинство преподавателей в таких школах сами не имеют профессиональных педагогических навыков и релевантного образования. 

В этом контексте среди всех представленных школ на выставке выделяется Британская высшая школа дизайна. В отличие от остальных учебных заведений, это не курсы повышения квалификации, а академический художественный институт зарубежной системы образования, который на выходе дает международный диплом. Слабая его сторона заключается в том, что выпускники меньше всего вовлечены в современную художественную среду. Причина, возможно, в преподавателях, которые сами далеки от участия в актуальном художественном процессе. На этом фоне любая другая образовательная институция, будь то Школа Родченко, ИСИ или «Свободные мастерские», лучше помогает студентам включиться в художественную «тусовку», потому что ее преподаватели сами являются ее участниками.

Говоря о недостатках дополнительного образования в сфере современного искусства, следует упомянуть также о нехватке междисциплинарного подхода в освоении актуальных художественных практик. Современное искусство подается в огромном отрыве от гуманитарных и научных дисциплин, взаимодействие с другими сферами жизни чаще всего не рассматривается. Существуют образцовые стратегии западного образования, обучающие контекстному мышлению, которые можно было бы перенять. Под этим понимается расширенная художественная практика, ориентированная как на художественные, так и на научные вопросы с учетом социальных, эстетических, медийных и политических условий. Да, есть Школа вовлеченного искусства «Что делать?» в Санкт-Петербурге, которая ориентирует своих студентов на социальное взаимодействие, но как она это делает, это уже другой, отдельный вопрос. Сближение художественной практики с другими практиками и областями знания ставит также задачу соединения различных профессиональных сообществ. Тем не менее, в московских школах современного искусства художественная практика чаще всего оторвана от актуального социального и политического контекста, поскольку такому искусству сложнее найти прагматическое применение. Гораздо легче оперировать объектами, как будто специально созданными для VLADEY, и продвигать своих успешных (читай: послушных) студентов, как это делает, например, преподаватель Школы Родченко Сергей Братков.

Существует также проблема, которая касается не только Винзавод.Open, но и в целом российского искусства последних лет — это настойчивое и порой неосознанное создание бесчисленных вещей. Художественная практика мыслится в логике производства материальных объектов, как будто бы, пока ты не сделал чего-то физически весомого и ощутимого, ты не реализовался как художник. Создание объектов востребовано — это контент, который должен заполнять выставочное пространство. Большая часть объектов на выставке подстраивается под запросы рынка, и, возможно, попытки выделиться и запомниться с помощью своего объекта объясняются желанием монетизировать свое искусство. Причина может быть и в бэкграунде художника, отучившегося в академическом институте. Классическое образование дает ремесленные навыки, от которых художник просто не может отказаться в силу того, что большую часть жизни ему был навязан определенный идеологический взгляд, согласно которому он должен производить соответствующий продукт, созданный, как правило, физическим человеческим трудом. 

Довольно интересно, на первый взгляд, поступили кураторы школы «Свободные мастерские» при ММСИ (школа отличается повышенным числом выпускников академических вузов), которые предложили студентам и выпускникам создать художественную работу, в корне отличающуюся своим медиумом от «основного», т.е. от того, что художник делал обычно и использовал много лет в академическом вузе. Следуя концепции выставки, участник должен был преодолеть свою привычную медиальность и открыть для себя совершенно новый способ работы с материалом. На самом деле, несмотря на как бы продуманную и красивую идею выставки, преодоление медиума не случилось. Большинство трансформаций из одного медиума в другой вышли неловкими и искусственными, а заявление о «новом медиуме» стало красивой, но пустой этикеткой. К примеру, живописный медиум мог легко быть переведен в технику мозаики, но они слишком близки друг к другу. Это не то же самое, что перевести живопись в экспериментальную хореографию, и если бы художники на такое решились, тогда заявка кураторов создать что-то оригинальное была бы оправдана, а цель — достигнута. 

Еще одна проблема — непропорциональное распределение теоретических и практический занятий в школах. Например, в ИСИ и в «Базе» большой упор делается на теорию и крайне мало времени отводится продумыванию и осмыслению художественных проектов и в формальном, и в концептуальном плане. Происходит заметный сдвиг в сторону философствования и теоретизирования, применение которым сложно найти на практике. 

Экспозиция «Базы» в этом году выделилась работой Егора Софронова, называющего себя эстетическим аналитиком проекта. Казалось бы, внимание на выставке должно быть в первую очередь приковано к выставляемым произведениям и их авторам, но не в этот раз. Софронов проделал огромную работу с текстами философов, концепции которых он встроил в экспликацию к каждой работе. Но тексты зачастую никак не соотносятся с произведениями — тенденция, которая прослеживается не только в случае «Базы», но и во многих других выставках. «Прививка теорией» художественных работ студентов оказалась неудачным приложением, которое можно рассматривать как самостоятельное произведение, придающее работам весомость. Если получше знать автора текстов, параллельно являющегося редактором «Художественного журнала», то можно заведомо предположить, что любую подобную ситуацию он будет использовать для имитации своего интеллектуального превосходства над читателем/зрителем. По сути в очередной раз Софронов пытается эпатировать художественное сообщество, показывая, какими эксклюзивными знаниями он обладает. Как результат — работы студентов были затменены теоретическими выкладками «эстетического аналитика».

Если в залах «Базы» мы видим неоправданное применение около-философских текстов в экспликациях к работам, то на экспозиции Института современного искусства Бакштейна во время открытия не было обнаружено не только экспликаций, но и подписей авторства, что также сыграло против самих работ. Получается, что выпускника школы привлекают к участию в выставке (а в каких-то случаях студент обязан выставиться, поскольку это его выпускная работа, которая только и позволит ему получить диплом) без финансовой поддержки для реализации проекта, а в результате — он остается ноунеймом среди огромного количества (в этот раз — 70) авторов других произведений. Правда, позже организаторы или кураторы все же решили добавить имена авторов произведений, видимо, из-за большого количества жалоб со стороны участников. Что касается самой экспозиции, то пространство в ней было переполнено объектами искусства настолько, что все смешивалось друг с другом. Среди такого огромного количества контента и подобного построения экспозиции (у которой и название соответствующее — «Время вещей») интересные работы рискуют быть незамеченными — такими и остаются. Видимо, Стас Шурипа и Анна Титова пытались «победить» подземное пространство Винзавода, но перестарались.

Вместе с ИСИ в Большом Винохранилище выставляются выпускники «Среды обучения» — единственной школы на выставке, обучение в которой проходит онлайн. Ее студенты только начинают активно проявлять себя на художественной сцене. Помимо Винзавод.Open, групповые выставки студентов показываются в Cube.Moscow и 22 Gallery. Онлайн-курсы все больше и больше набирают популярность в последнее время, и кажется, их количество уже не счесть. Да, это дает возможность учиться людям из других городов, что является преимуществом таких школ. С другой стороны, социальное взаимодействие и живой учебный процесс в онлайн-образовании минимальны, что затрудняет и затормаживает развитие художественных навыков. К тому же в условиях пандемии и изоляции оффлайн-школы вынуждены переходить в онлайн, а Школа Родченко, занятия в которой всегда проходили вживую, теперь будет существовать и в онлайн-формате под эгидой той же «Среды обучения». Однако о результатах такого перехода мы сможем судить только с течением времени.

Говоря о дипломных работах студентов во всех образовательных учреждениях современного искусства, нельзя не упомянуть экзистенциальные переживания, с которыми сталкивается практически каждый художник как во время учебного процесса, так и на выходе из него. Некоторые студенты даже строят на этой тематике свою дипломную работу⁴. Эта фрустрация возникает из-за отсутствия системной поддержки студенческого сообщества, стабильного базового дохода и, в конце концов, из-за действующей неолиберальной модели, на базе которой существуют практически  все образовательные учреждения в России. Студент художественного учреждения не может получить диплом, если не выполнит работу, которая должна показать и подытожить все знания и навыки, полученные во время учебы. Этот террор эффективности вызывает экзистенциальную фрустрацию ненужности и неприкаянности, которая буквально пронизывает современное российское искусство. Но неужели цель художественного образования состоит в формальном и вещественном отчете за успехи?

В целом ежегодный проект Винзавод.Open, который из года в год появляется и распространяется по всем залам «Винзавода», с каждым разом все сильнее проявляет свою бесполезность. Зачем нужны такие смотры работ? Посещают ли это мероприятие кураторы, галеристы, коллекционеры, критики для поиска новых художников? Если да, то возможен ли этот поиск в условиях такой неграмотно выстроенной экспозиции?  Не стоит забывать, что студенческая выставка или graduate show — это не биеннале (в рамках которой Винзавод.Open и начинался) и не ярмарка, где вещи потенциально рекомендуют себя на рынке искусства. И даже если пытаться провести эксперимент, как это сделали кураторы «Свободных мастерских», то ярмарочная логика все равно перетянет все внимание на себя и превратит отдельную выставку в «красивую» этикетку для общего, монструозного проекта, а участие в нем — просто в один пункт CV, а не этап осмысления собственной художественной практики. В этом контексте наиболее удачно поступила Школа Родченко, которая в этом году не стала участвовать в общем проекте. Если возвращаться к изначальной цели выставки, то Винзавод.Open скорее действует в качестве обязательной программы, с помощью которой Софья Троценко привлекает молодежь и пытается в который раз нас убедить в том, что с современным искусством у нас все в порядке. Если первое ей еще удается, то второе — вызывает сомнение. Проведение выставки ради выставки, да еще и в разгар пандемии, сегодня выглядит безосновательным, учитывая, что вопрос о проблемах и дальнейшем развитии художественного образования, несмотря на параллельную программу, так и не был широко поставлен: как следует реформировать школы современного искусства для комплексной и серьезной передачи навыков и знаний, пока классические вузы отказываются это делать?

Автор Джульетта Саркисян (Juliet has a gun)

Редактор Анастасия Хаустова

Spectate — TG

Если вы хотите помочь SPECTATE выпускать больше текстов, поддержите нас разовым донатом:

1. Среди участников которой также Школа фотографии и мультимедиа им. Родченко, Центр Art&Science Университета ИТМО и Фонд «ПРО АРТЕ».
2. Позволю себе в этом тексте не учитывать одного участника основной программы — Мастерскую режиссуры игрового фильма С.С. Соловьева ВГИК, так как она относится к особой и сложной области кинематографа, отличной от проблематики современного искусства.
3. Можно вспомнить опыт обучения Ирины Петраковой в «Базе» и ИПСИ, а также опыт обучения в ИПСИ и Школе Родченко Анны Брандуш, которая впоследствии создала свою школу.
4. Из описания работы «Даже жребий не сработал» Анны Брандуш: «Видеоэссе о том, как на протяжении многих лет дипломники Школы Родченко впадают в экзистенциальный кризис и не могут сделать дипломную работу, что связано в первую очередь с разочарованием в российской арт-системе и отчаянием от того, что несколько лет жизни потратили на обучение, а перспектив не видят. “Ради чего?” – вопрос, которым уже задавались выпускники ШР Андрей Качалян, Борис Кашапов и другие». Работа Андрея Качаляна здесь, о проекте Бориса Кашапова здесь.