Юк Хуэй. После экологии, до солярной катастрофы

Публикуем отрывок из книги «Рекурсивность и контингентность» Юка Хуэя, выпущенной издательством V–A–C Press.

§ 7.

Можно ли в эпоху искусственной Земли, которая движется ко все более высоким уровням автоматизации, наделить новым смыслом понятия случайности и автоматической самопроизвольности, введенные Аристотелем в его «Физике»? Слово αὐτόματον неизбежно ассоциируется с автоматизацией, поскольку под ним здесь имеются в виду вероятности, ограниченные возможностями данного существа: например, шагающая лошадь остановится перед пропастью, а монета, если ее подбросить, упадет либо орлом, либо решкой. С развитием машинной автоматизации и применением статистической механики мы сталкиваемся с уникальной ситуацией, в которой автоматы устраняют контингентность на одном уровне, а именно на уровне вычислительного разума (как если бы осьминога Пауля заменили алгоритмом машинного обучения для предсказания победителей на чемпионате мира по футболу), и при этом возвышают ее до другого — до уровня спекулятивного разума. Вычислительный разум ограничивает возможности, сводя их к определенному множеству вариантов, как в анкете, где требуется выбрать лишь некоторые из строго определенных опций (например, гражданство, гендер и т. д.). Спекулятивный разум предстает реакционным, когда сталкивается с вычислительным разумом, ведь ему надо будет выйти за пределы последнего. В этом смысле наиболее выдающийся пример — это спекуляция Хайдеггера о Бытии, которое получает у него разные имена, такие как «последний бог» или же «Неизвестное». Но что в данном случае значит «за пределы»?

Спекулятивный разум желает выйти за пределы чувственного, непосредственно данного, чтобы достичь области, в которой явление признается лишь одной из множества возможностей, а также необходимостей. Но спекулятивный разум тоже следует ограничивать, дабы он не стал жертвой Schwärmerei1. Напротив, он должен ориентироваться на феномен, чтобы выйти за его пределы. Наука может стать философией только тогда, когда выйдет за пределы феномена, перестанет сводить все к эмпирическим данным и возвысит мышление до новой области, например, до спекулятивной физики, предложенной Шеллингом. Однако спекулятивный разум в конечном итоге падет жертвой дурной бесконечности, если больше не сможет интегрировать в себя в качестве своей составной части вычислительный разум, что и происходит, например, когда счастливый случай противопоставляют автоматичности, не признавая того, что отметил еще Аристотель: все счастливые случайности автоматичны, пусть сегодня мы и понимаем, что Аристотель говорит о природе, а не о технике. В эпоху кибернетики необходимо перепозиционировать τύχη и αὐτόματον и не только понять возможность удачи как простое подмножество возможностей, но и произвести эту возможность удачи, освоив автоматичность вместе с соответствующим ей мышлением.

Солнечная электростанция Gemasolar, Севилья, Испания, 2011. ©Torreso

Что касается технологического ускорения и конца человечества, то можно, наверное, сказать, что останется не постчеловеческое или трансчеловеческое, а скорее нечеловеческое. «Нечеловеческое» — термин, предложенный Лиотаром в его мысленном эксперименте, посвященном взрыву Солнца, который должен произойти примерно через 4,5 миллиарда лет2. Женщина, участвующая (вместе с философом-мужчиной) в этом эксперименте, спрашивает, не являются ли исследования в области науки и техники формированием плана выживания после солярной катастрофы, ведь эти исследовательские программы стремятся к абсолютному разделению мышления и органического тела, чтобы мысль смогла выжить даже после взрыва Солнца, когда вся органическая жизнь будет уничтожена. Нечеловеческое — это прежде всего отрицание, однако это отрицание двух разных фактов. Во-первых, это отрицание того, что считается человеческим, например, единства органического тела и души. В этом смысле это разделение сознания и тела, мыслящей и телесной субстанций, окончательный научный проект человечества в ожидании солярной катастрофы. Лиотар отождествляет первое значение нечеловеческого с системой. Он пишет: «Нечеловечность системы, которая консолидируется сегодня под именем (одним из многих) развития, не следует путать с той, бесконечно потайной, чьей заложницей является душа»3. Как понимать утверждение о том, что душа является заложницей «бесконечно потайной нечеловечности»? Что это  за бесконечно потайная нечеловечность? Это Неизвестное, невероятное, как пишет Лиотар, комментируя св. Августина: нечеловеческое «глубже глубин моих». По Августину, это Бог, но после смерти Бога это Неизвестное (das Unbekannte), которое можно встретить у Хайдеггера, или же невероятное, о котором говорит Стиглер вслед за Морисом Бланшо и Ивом Бонфуа. Это нечто такое, что несводимо к исчислимости, к статистике, к упреждающим алгоритмам. Неисчислимое — это доиндивидуальная реальность, посредством которой душа может возвыситься, то есть раскрыть себя и претворить свою свободу. Но что именно представляет собой нечеловеческое, заложницей которого является душа? И почему она заложница?

Рационалисты, как старые, так и новые, не поняли, в чем смысл Неизвестного или Непознаваемого, хотя и могли бы рационализировать Непознаваемое, наделив его определенным значением, то есть придав смысл существованию нечеловеческого и при этом не став жертвой нигилизма XXI века4. Мы не навязываем иррациональное или Неизвестное в качестве основания, которое сразу же разрушает все построенные на нем дискурсы; скорее, нерациональное — это предел рационального5. Ретроспективно можно сказать, что цель рационализма — построить систему разума, подобную той, которой достиг Лейбниц. Однако существование никогда не было рационалистическим проектом. Скорее, как и символизм, рационализм лишь один из органонов мышления. Рационализм отчаянно пытается сохранить монотеизм после того, как он убил Бога, и этот монотеизм получает имя системы. Эволюционные биологи и экомодернисты видят в антропоцене гигантскую систему и думают, что способ решить проблему экологических трансформаций заключается в модулировании такой системы, однако предположение о единой системе на самом деле не дает нам никакого иного средства борьбы, кроме приспособления к ней. Как устранить противоречие между пассивностью адаптации и активностью свободы? Человеческая свобода — это возможность и добра, и зла. Как попытался показать Шеллинг, зло возникает, когда фигура захватывает фон (если снова использовать метафору фигуры и фона из гештальтпсихологии), то есть когда своеволие заслоняет собой всеобщую волю; поиск решения в своеволии — это утверждение извращения фона, вечная утрата всеобщей воли. Критика системы не означает, что мы должны бояться Абсолюта. Напротив, именно Абсолют дает нам силу, позволяющую релятивизировать, и именно посредством релятивизации мы утверждаем Абсолют.

Планируемая постройке гигафабрика Tesla в Китае, Рендер, 2017. ©Tesla

Автомобиль Tesla Roadster, запущенный в космос компанией Илона Маска SpaceX в феврале 2018 года, представляет собой демонстрацию космотехники, в которой космос оказывается просто «состоящим-в-наличии». Это важный жест, находящийся в одном ряду с фотографией Земли, сделанной в 1972 году экипажем космического корабля «Аполлон-17», когда Земля превратилась в Gestell. Теперь пришла очередь Марса, готового к промышленной разработке. Ницше в «Воле к власти» писал: «Со времен Коперника человечество скатывается из центра в „х“»6. Сегодня, при антропоцене, человечество снова вознеслось из «x» в центр, что является возвратом антропоцентризма в новом облачении. Цель Илона Маска — демонстрация планетарного проекта, в котором предметом геополитики становится уже не Земля, а промышленная добыча на Марсе. Как можно мыслить космологию после этой предложенной Маском картины мира, являющейся в плане технического господства не только абстрактной, но и конкретной? Единственная возможность — наделить эту картину мира смыслами, которые не ограничиваются состоящим-в-наличии не только в теории, но и на практике. Для этого нам понадобится переосмыслить современное технологическое мышление, сущностью которого является постав (Gestell). Эта перепостановка постава потребует прежде всего фрагментации системы, иначе будет невозможно наделить технику новой реальностью и смыслом, — говоря словами Огюстена Берка, надо будет «рекосмизировать (recosmiser) Землю», выйдя за пределы «акосмичности» модерна7. Эллюль ясно указал на проблематичность «наделения техники смыслом», поскольку это значит пойти по тому же пути, что и в древние времена, когда люди наделяли смыслом природные феномены, считая их связующим звеном между ними и Богом, что в итоге порождает естественную теологию или конкретную религию8. Эллюль считает, что сложность тут в том, чтобы не повторить путь религии, в итоге заменив Бога техникой. Нам придется истолковать это в нескольких разных смыслах. Первый — считать технику Неизвестным, поскольку это нечто такое, с чем мы в нашем прошлом не сталкивались, иначе она не представляла бы никакой новизны и не было бы никакого прогресса. Следовательно, наделять ее смыслом значит наделять ее рациональностью. Второй — считать технику проявлением Неизвестного и средством рационализации Неизвестного. Это возвращает нас к теологии и духовной жизни, от которой сегодня отказались, а если она и сохранилась где-то, то лишь в жизни людей из высшего класса, которым по карману днем запускать ракеты на Марс, а вечером заниматься йогой и медитацией. Эллюль был, однако, прав, когда отметил, что это легко приводит к двум ответам9: первый в том, чтобы решать проблему нетехническими средствами, например медитацией или ЛСД; а второй в том, чтобы отвечать техническими решениями, которые, если не подвергнуть их тщательной рефлексии, приведут лишь к закреплению положительной обратной связи системы — как в случае экомодернистов, желающих восстановить Землю, пострадавшую от технологий, еще более развитыми технологиями, в том числе геоинженерными.

Отрывок книги «Рекурсивность и контингентность» Юка Хуэя предоставлен издательством V–A–C Press.

  1. Имеется в виду «энтузиазм», «восхищенность», как она понималась у Канта и в спорах, связанных с вопросом религиозного исступления, озарения, доступа к трансцендентному. — Прим. пер.
  2. Lyotard J.-F. Op. cit. P. 12
  3. Ibid. P. 13.
  4. Ibid. P. 12.
  5. Brassier R. Nihil Unbound: Enlightenment and Extinction. London: Palgrave Macmillan, 2007. P. 224
  6. Lyotard J.-F. Op. cit. P. 2.
  7. Woodward A. Op. cit. P. 166.
  8. La postmodernité // Apostrophes, January 9, 1989, INA (www.ina.fr/video/CPC89002053).
  9. Лиотар Ж.-Ф. Указ. соч. С. 100 (перевод изменен).