22 апреля в Санкт-Петербурге после почти полуторагодовой паузы заново открылась Money Gallery. Много месяцев делался ремонт в пространстве, которое когда-то было арочным проездом во двор дореволюционного дома, потом один из входов в него был замурован, и оно превратилось на долгие десятилетия в гараж. Основатели галереи Илья Смирнов и Анна Тетеркина побелили известью стены и потолок, покрасили пол в красный, убрали умывальник, трубы, опоясывающие внутри все помещение, и прочую «фактуру», которую обычно в петербургских пространствах принято сохранять и в некотором смысле лелеять. Выставка для повторного запуска площадки была выбрана довольно радикальная — по сути, экспозиция состояла из одной скромного размера работы за авторством американки Женевьев Гоффман.
Обитающая в Бруклине художница последовательно, эпизод за эпизодом создает мир с драконами, человекоподобными мышами и ядерным оружием; соцсетями, биотехнологиями и магией; рококо, стимпанком и хайтеком. В плане реализации она склоняется больше к напечатанным на 3D-принтере скульптурам, нанесенным на винил или плексиглас псевдовитражам и всяким изящным диковинкам с ведущих площадок онлайн-торговли. Соединенные вместе, все эти элементы дают взрывное комбо благодаря эффекту кроссовера1 сразу на нескольких уровнях — сюжетном, хронологическом, эстетическом и т. д. Как это выглядит в максимально проявленной форме, можно было увидеть на прошлогодней персональной выставке Гоффман в нью-йоркской Alyssa Davis Gallery (собственно, в ней когда-то работал Смирнов).
В России художница выставляется не в первый раз. В марте 2020-го скульптура Гоффман (тоже 3D-печать, полуметровая кроватка для улавливания сновидений в духе XVIII столетия) показывалась на групповой выставке «Улыбнись, ягненок гневный» в воронежском пространстве «Дай пять» под кураторством все того же Смирнова. И вот теперь, снова с одной работой, присланной из Штатов, она перезапускает Money Gallery. Посреди галереи установлен белый квадратный постамент, на который водружена найденная на eBay тренога XIX века (предположительно чайный столик), которую, в свою очередь, венчает красная пластиковая скульптура, формой напоминающая торт. На его поверхности разыгрывается несколько историй. Тут есть и — буквально — облачная библиотека, и атомная электростанция, и готические соборы, и вневременные леса, и фантастические существа, и даже солдаты из эпохи наполеоновских войн. Можно ходить вокруг работы и читать ее как фантастический роман. Или смотреть как фильм.
Собственно, эта увлекательная спектакулярность — первое, что бросается в глаза. Несмотря на скромные размеры, работа Гоффман предлагает погружение сразу во множество миров. Удивительную продуктивность кроссоверов показала в 2010‑х компания Marvel в кино (а до этого — и в комиксах). И художники в мире стали думать в эту сторону. Но на отечественной художественной сцене подобный инструментарий не так уж распространен. Обычно в ходу более-менее автономные сюжеты. Редкие исключения, вроде Константина Звездочетова и AES+F, которые густо замешивают в одном проекте по несколько разнородных культурных слоев, скорее оттеняют общее правило. В сложившемся в России контексте микс нарративов от Гоффман выглядит довольно привлекательно и, главное, убедительно: обилие деталей и подтекстов, при этом все емко и компактно.
Художница намеренно создала миниатюру. Будь эти сюжеты распечатаны в большем размере и развешаны на стены, сомневаюсь, что к ним было бы приковано столь же пристальное внимание. А так Гоффман хитростью вовлекает зрителей в круговорот своих историй. Она понимает, что аттрактивность связана с ярмарочными эффектами, когда словосочетание «феноменально маленькие детали» тут же получает в ответ «заткнись и держи наши деньги». Люди так долго боролись с объектностью и притягательностью в искусстве, что в результате мы пришли к обратному — максимально кунсткамерной атмосфере. Но редкостей теперь больше нет, а потому их приходится постоянно — и в некотором роде безуспешно — конструировать, переделывая старые мемы или тасуя сюжеты и персонажей. И Гоффман занимается этим практически сизифовым трудом.
Работа-«торт» имеет концентрическое устройство — получается эдакая панорама наоборот. Зрителя заставляют обходить вокруг нее, скользить взглядом в движении. Логично предположить, что в такой конфигурации у художественного произведения должна быть ось, что-то неподвижное и постоянное. И она словно сразу же обнаруживается — та самая башня с библиотекой в облаках по бокам и какой-то биологической структурой на вершине (предположительно, растительной, так как угадываются стволы, а также то ли цветок, то ли плод). Однако ось эта обманчива, скорее она выполняет роль одной из сюжетных зон наравне с другими. Казалось бы, книжные полки намекают на источник всех сюжетов, но и это слишком недостоверно: книги как источник воображения давно заменены другими инструментами — от кино до соцсетей. В этой нарочитой обманчивости — ключ к работе. Гоффман заполняет свой мир богатыми значением образами и историями, но только хватаешься за одну нить, начинаешь распутывать дальше — а там ничего нет. Лишь другой сюжет, со столь же зияющей пустотой на месте ожидаемого бэкграунда, предыстории.
Представьте себе комикс, где сходятся сразу много героев из разных легендариумов, но встреча эта не дает на выходе интриги в привычном смысле. То есть история специально рассказана неправильно, если понимать под эталоном правильности советы из мануалов по сторителлингу. Скорее в абсурдистской манере или же тем способом, когда автор — языковыми или логическими играми — перемещает истинное действие из деяний и слов персонажей в саму ткань повествования. Если продолжить метафору, основой у Гоффман служит одноцветный пластик (это ведь, среди прочего, материал, который может жить столетиями и способен скрепить что угодно с чем пожелаете), а утком — найденные сюжеты и персонажи, чуть адаптированные под нужды момента. Получившаяся же материя не равна одновременно ни чистой абстрактности объекта, ни общему целому историй, из которых художницей выдернуты сюжетные элементы.
Сюжетный калейдоскоп вкупе с мнимой загадочностью (а работа напоминает шараду) приводят ум в замешательство. Зритель видит знакомые вещи, начинает считывать и анализировать информацию, но программа дает сбой, переводчик не может идентифицировать исходный язык послания. Разум хватается за аттрактивность, как за спасательный круг. Но мало кто замечает, что эта притягательность для глаза в реальности мало чем подкреплена. Все это — талантливая иллюзия, которая, казалось бы, просто обязана рассыпаться, только лишь стойкий ум начнет ее разбирать на приемы и уловки. Однако она не разваливается. И причин тому две. С одной стороны, искусство, перенасыщенное исследованиями (по сути, кипами бумаг, переведенных в художественное пространство) или концептуальными играми разума, наскучило. Зрители, а вместе с ними и художники, жаждут увлекательности и приключений и готовы их поддерживать. С другой стороны, если узнать, как на самом деле устроен фокус, который вас восхитил, такое разоблачение его не скомпрометирует — скорее вы восхититесь умениями и находчивостью иллюзиониста.
Выставка носит демонстративно англоязычное название «Grind.» (слово многозначное, но владельцы галереи настаивают в данном случае на следующем понимании: «будни», «тяжелая работа»). В чем конечно, как и в случае с полным отсутствием русского языка на дружественном галерее сайте TZVETNIK, содержится явный вызов. Английский язык уже больше не диковинная вещь, мы с ним сталкиваемся ежеминутно, а потому как средство маркировать свою причастность к недоступному большинству знанию он уже не работает. У такой тактики теперь только одна цель — показать, что ты живешь, конечно, тут, в России, но устремления твои направлены в другие географические зоны. Money Gallery программно работает на «международный контекст»: иными словами, добивается известности в первую очередь за рубежом. Стратегия заключается в том, чтобы после успеха на Западе «вернуться» с триумфом в Россию и тогда уже по-настоящему развернуться — и в случае того же TZVETNIK такой подход показал свою эффективность (1, 2). Однако на этом пути Money Gallery столкнулась с предсказуемыми трудностями, когда площадка еще располагалась в Москве.
Свою прошлую жизнь галерея прожила по-столичному — в Денежном переулке, за высоткой МИДа, в крохотной комнатке в подвале (бывшая будка охраны), среди прочих арендаторов и по соседству с дорогим рестораном. Кстати, в первом пространстве Money Gallery никакого белого куба или какой-либо причесанности не было и в помине — там, наоборот, в пику прочим местным галереям, сохранили все наслоения прошлого. Кроме того, типичные знаки московского художественного обихода тут сошлись. Ты вроде как находишься в привилегированном окружении, которое осеняет и тебя самого, но в то же время занимаешься предельной самоэксплуатацией, зарабатываешь на свою галерейную деятельность в сторонних проектах, все время пытаешься договориться со взбалмошным арендодателем. Такой прекарный шик. И именно лендлорд завершил столичный этап существования Money Gallery. Впрочем, с мая по ноябрь 2019-го Смирнов и Тетеркина успели провести две выставки — коллективную инаугурационную и персональную финальную.
Первая, групповой проект «B», была построена в логике высокой миссии. «Когда я вернулся из Америки в 2017 году, — рассказывал мне тогда Смирнов, — был удивлен, насколько слабо здешний художественный процесс интегрирован в глобальный. И мы хотим это изменить». Но проект с художниками, на тот момент раскрученными через выставочные агрегаторы, прошел хоть и удачно, но все же тихо. Money Gallery, конечно, наглядно продемонстрировала, что российские авторы в возрасте от 25 до 35 лет могут уверенно соседствовать в экспозиции с тем же поколением европейцев и американцев, которые уже имеют большое число достижений. Главное — помочь такой констелляции случиться. Вернуться в международный художественный процесс оказалось легко, но, как выяснилось, никому в России, кроме Money Gallery, TZVETNIK и еще пары дружественных инициатив общей численностью в пару десятков человек, раскиданных по всей стране, подобные телодвижения не особо нужны. Почему — другой вопрос, вряд ли я смогу в двух словах здесь на него ответить (обещаю написать об этом отдельную статью). Но факт остается фактом: дебют Money Gallery был зовом, на который никто, по большому счету, не откликнулся.
После такого, одновременно удачного и провального, старта галерея вошла в период летних каникул, из которых с трудом вышла к ноябрю2. Перед руководителями проекта стоял вопрос, что делать дальше. И они решили не экспериментировать слишком рискованно, а пойти на чисто прагматический шаг: показать самого эффектного из идейно близких художников, имеющихся в распоряжении в Москве. Выбор пал на Виталия Безпалова — отечественного автора с крепкой выставочной историей, прекрасно осознающего, что и зачем он делает. В результате получилась одна из лучших персоналок художника, сравнимая с успехом его проекта в Центре Красный в 2016‑м. Это должно было сработать. Но наложились обстоятельства — галерею попросили на выход, та объявила о переезде в Санкт-Петербург. А ведь с подобными площадками всегда так: предыдущие выставки усиливаются и отчасти легитимируются последующим активным процессом в той же точке на карте художественной жизни, по необходимости становятся частью определенного таймлайна. И вышло, что проект Безпалова (как теперь выясняется, на время) повис в неизвестности. По иронии судьбы, выставка была основана на образах посмертного существования.
Ну а потом началась пандемия, случился карантин. Акклиматизация, обустройство на новом месте, поиск пространства для галереи и ремонт в найденной локации затянулись. Дата открытия несколько раз переносилась. И вот Money Gallery перезагрузилась и включилась. Думаю, многие задаются вопросом, зачем надо было уезжать в другой город. Сложно полностью реконструировать резоны Смирнова и Тетеркиной, но что бы они ни думали изначально, нынешняя ситуация благоприятствует таким перемещениям. Самые интересные в художественном плане вещи в стране, за редчайшими исключениями, происходят сейчас не в Москве, а в Воронеже, Краснодаре, Ростове-на-Дону, Самаре, Екатеринбурге, Новосибирске, Казани, Нижнем Новгороде, Санкт-Петербурге, других городах и весях.
Проекты вроде Money Gallery и TZVETNIK существуют, чтобы собирать вокруг себя единомышленников. Это важный программный момент. «Если ты открываешь галерею, — утверждала в 2019 году Тетеркина, — то должен быть готов не только платить аренду, договариваться с собственником <…> это не только магазин искусства и возможность для художников показать себя. За ней стоит функция, схожая с религиозной. И ответственность за приход, общину вокруг галереи лежит на владельцах». Так она думает и сейчас. И поскольку в Санкт-Петербурге уже имеются другие приходы и общины (да еще какие!), крайне любопытно, как все в итоге сложится. Зная любовь создателей галереи делать дела на контрасте с окружающей средой, могу предположить, что будет весело. И памятуя о московском прошлом Money Gallery, не факт, что закончится это для нее благополучно.
Автор Сергей Гуськов
Редактор Анастасия Хаустова
Spectate — TG
Если вы хотите помочь SPECTATE выпускать больше текстов, поддержите нас разовым донатом:
