Несмотря на то, что мы считаем, что модернизм находится в глубоком прошлом, есть основания полагать, что человечество не отказалось от него и его идей. В то же время постмодернизм — течение, которое пришло ему на смену — может быть скорее реакцией на произошедшие травматические события XX века.
Еще в 1980 году Юрген Хабермас в своей работе «Модерн — незавершенный проект» писал о том, что проект модерна был сформулирован в XVIII веке философами Просвещения и характеризовался рациональностью, верой в прогресс, стремлением к универсальности и эмансипации человека. Если посмотреть на эти составляющие, то можно заметить, что эти ценности по-прежнему являются важными для человечества. Отказались ли мы от принципов рациональности? Кажется, нет: они лежат в основе науки, бизнеса, политики. Это мир прагматичности, критического мышления и свободы от когнитивных искажений.
Отказались мы от веры в прогресс? Всё еще нет. Главными рок-звездами последних десятилетий являются технологические предприниматели, а сами технологические компании являются лидерами по капитализации на рынке. С тех пор, как мы «отменили» модернизм, прогресс только ускорился, предложив нам еще большее количество технологий, меняющих мир. Если посмотреть на окружающую нас эстетику: архитектуру, транспорт, публичные пространства — мы можем заметить, что им всем присуща определенная футуристичность.

Отказались ли мы полностью от стремления к универсальности? Если бы это было так, то мы бы сейчас жили в мире абсолютно победившей толерантности. Тем не менее, в последние годы мы видим, что существует стремление навязать некоторую общую этику поведения, основой которой и является та самая толерантность, возведенная в абсолют и превратившаяся в диктатуру. Главный индикатор этого стремления — это «культура отмены», ставшая феноменом нашего времени. Общество не стремится войти в диалог с теми, кто обладает иным мнением, а предает остракизму и анафеме тех, кто не согласен с мейнстримом. Эти мнения действительно могут быть ошибочными и бесконечно далекими от человекоцентричности, однако и сама реакция общества также не является таковой.
Отказались ли мы от идей эмансипации человека? Как будто бы, этот тренд никогда и не прекращался. В последние годы это выражается, например, в области труда: растет доля фрилансеров, и снижается доля работников корпораций. Ожидается дальнейший рост доли фрилансеров до 50% рабочей силы к 2028 году в США. Те, кто продолжают работать в корпорациях, стали чаще и в большей степени работать удаленно или в гибридном формате, по сути чисто технически перестав быть «офисными клерками»: опять же в США доля людей, работающих в гибридном формате, составила во втором квартале 2024 года 53%. До COVID-19 этот показатель составлял около 30%. Эти данные демонстрируют, что у работников корпораций есть тенденция по уходу от гнета работодателей либо целиком, переходя на фриланс, либо частично, по крайней мере в части количества рабочего времени, проведенного на территории офисного пространства.
Анализируя тему прогресса и его отмены, хочется отметить и экономические основания этого важного процесса. Центральная сила, стоящая за прогрессом — это инновации, позволяющие упрощать определенные действия, повышать производительность труда, сокращать затраты, уменьшать себестоимость. И, конечно же, пока мы не «отменили» капитализм (а мы, кажется, его не отменили), это будет максимально актуальным.
Если рассматривать рынок труда и влияние технологий на трансформацию или исчезновение тех или иных профессий, то можно сказать, что технологии точно позволяют демократизировать некоторые виды деятельности, переводя их из разряда чего-то эксклюзивного и доступного единицам, которые много инвестировали в то, чтобы этому научиться, во что-то, что теперь может делать почти каждый.
В качестве примера можно взять хорошо известные символы современного человека: кофе и смартфон (почти как скипетр и держава, только в сфере управления жизнью в XXI веке). Кофе превратился из чего-то, что нужно уметь готовить и иметь для этого дорогое и редкое оборудование, в повсеместный феномен: его можно купить на каждому углу, он есть в каждом офисе и почти в каждом доме. Аналогичным образом случилось и со смартфонами, только об этом мы не думаем в таком виде — ведь на самом-то деле это просто карманная форма всё того же персонального компьютера, который пришел когда-то на смену огромным шкафам, которыми управляли специально обученные люди.

В обоих примерах мы видим как деятельность, доступная немногим, настолько демократизируется, что становится практически повсеместной. Происходит процесс, обратный аутсорсингу — инсорсинг, в результате чего изначальная профессия размывается, а та деятельность, что составляла ее основу, становится в достаточной мере простой благодаря шагнувшим вперед технологиям, упакованным в удобные продукты.
Если многие сферы деятельности развиваются по подобной схеме, является ли сфера искусства особенной, не подпадающей под эти законы развития? Мы видим, что за последние два века произошло значительное удешевление материалов, которые являются основой для классических форм искусства (живопись, графика, скульптура). Стоимость материалов, являвшаяся барьером для входа в эту деятельность, перестала быть ограничением.
Дальше — больше: произошло значительное расширение медиумов, которые стали называться искусством. Одну из главных ролей в этом сыграл, конечно же, Марсель Дюшан с его реди-мейдами. Художник с тех пор больше не великий виртуозный творец, обладающий своим стилем, техникой, мастерством. Больше не тот, кто создает приятное глазу искусство, а тот, кто работает с контекстами и смыслами, где важен не столько результат, сколько сам акт художественного жеста и его интерпретация. Вторым enfant terrible является Энди Уорхол, который размыл границы между высоким и низким искусством и сделал тиражируемость достоинством, а не недостатком. Благодаря этому искусство стало еще менее элитарным. Сейчас мы дошли до той точки, когда что угодно может являться искусством, если художник это так назовет, а критик или иная значимая фигура — легитимизирует.
Очевидно, что тренд на демократизацию деятельности художника прослеживается сквозь время. И, возможно, сейчас мы подходим к тому моменту, когда художник может исчезнуть и раствориться среди множества людей, которые будут время от времени создавать нечто, подпадающее под определение искусства. Мы сами стали немножко операторами компьютеров, а непосредственно операторы компьютеров исчезли: никто нас таким словом не называет, когда мы достаем в сотый раз за день телефон из кармана. Об этом говорил и Марсель Дюшан в одном из своих интервью касательно искусства: «оно [искусство] станет универсальным, станет частью жизни каждого человека. Каждый будет художником, но не будет именно так называться».

Если мы говорим о цифровом искусстве, то это связано с появлением сильного генеративного искусственного интеллекта, который позволяет создавать многие формы цифрового искусства в сжатые сроки и по низкой стоимости в сравнении с тем, как это было еще несколько лет назад. Если же речь идет об аналоговом искусстве, то здесь большое влияние может оказывать технология 3D-печати. Наибольшую экономическую эффективность 3D-печать показывает в случаях производства кастомизированных изделий, мелкосерийного производства, создания прототипов или же производства сложных геометрических форм, которые трудно или невозможно изготовить традиционными методами. Эта технология пока точно не стала мейнстримом, и есть лишь отдельные художники, которые работают в рамках этого направления — например, Нери Оксман. Она создает объекты и инсталляции в рамках так называемой биомимикрии и биоарта, либо повторяя биологические структуры при помощи 3D-принтера, либо создавая таковые для взаимодействия нечеловеческих агентов с этими структурами.
Тем не менее, перечисленные выше пункты, подсвечивающие достоинства технологии, довольно сильно пересекаются с потребностями художников. Однако помимо возникновения новых технологий мы видим, что и классические материалы также удешевились, и их легко может заказать каждый на любом маркетплейсе.
Маршалл Маклюэн в своей книге «Понимание медиа» говорил о том, что новые технологии являются движущей силой истории, новые медиа являются агентами изменений. Колесо он называл расширением ноги, книгу — расширением глаза, одежду — расширением кожи, электрические цепи — расширением центральной нервной системы. Маклюэн не дожил до нашего времени, но предвидел возникновение технологий, которые сформируют из человечества «глобальную деревню». Формула этой «деревни» проста: интернет + смартфоны + мессенджеры и социальные сети.

Появление этой самой «глобальной деревни» также вбило серьезный клин в развитие индустрии искусства. Художник снизил зависимость от кураторов, критиков, арт-дилеров и институций и напрямую стал взаимодействовать со зрителем, перейдя по сути из b2b- в b2c-направление своего продвижения и коммерческого успеха. Профиль художника в социальной сети стал его персональной галереей, а он сам превратился в свое собственное медиа, как, впрочем, и любой человек из другой сферы деятельности. Онлайн-сообщества по типу группы во ВКонтакте «Это искусство. Или нет?» дают возможность жителям этой самой «деревни» решить вопрос, выведенный в название паблика. В рамках этой модели не нужны никакие критики, кураторы, эксперты — сообщество само решит, проголосует и ответит на вопрос «Что такое искусство?».
Однако, этот феномен общественного курирования выходил уже не раз и в офлайновые, «настоящие» галереи и музеи. Например, Metal Museum провел выставку It Takes A Village, где посетители голосовали за работы из 51 предложенного произведения искусства. Голосование было разделено на 5 категорий: кованая скульптура, литая скульптура, художественные украшения, сосуды и функциональные произведения искусства. 25 работ с наибольшим количеством голосов были представлены на выставке. Проект GO Brooklyn Art представлял собой масштабный проект открытых студий с общественным курированием. Местное сообщество участвовало в выборе художников на онлайн-платформе для представления в галерее.
Демократизация и децентрализация шагают по планете. В «глобальной деревне» изменилась структура доставки сообщения: от схемы «один ко многим» в схему «многие ко многим», то есть коммуникация перешла из формата «рупора» в формат сети. В сетевой структуре популярность распределена более равномерно. Возникает множество клик или пузырей на этом графе взаимодействий, внутри которых какие-то люди могут быть популярны, но быть популярным среди множества пузырей или всех пузырей — это уже труднодостижимая высота. Или достижимая, но на короткое время, когда «контент завирусился».

Производство контента хоть и значительно удешевилось за последний век, однако всё равно до недавнего времени требовало значительных инвестиций и постоянных трудозатрат. Любому блогеру нужен хороший свет, хорошая камера, фото и видеоредактор. И каждый день, если он хочет регулярно публиковать контент, ему необходимо его создавать, обрабатывать, публиковать. Однако генеративный ИИ целится именно в эту цепочку создания ценности. Она теперь стала доступнее кратно.
В таком случае «глобальная деревня», в которой средства производства сильно удешевились и упростились, создает участника, который одновременно и потребляет, и производит, то есть исчезает это четкое разделение ролей: вот я творец, а ты — зритель. И создается ощущение, что чаша сия затронет, а может и уже затрагивает, художника в том числе. Есть ли уже сейчас некая сфера деятельности, которая может подсказать, как это будет выглядеть в будущем? Мне кажется, что она есть, и это — мемы.
Мем — это некая визуальная форма, стремящаяся к максимальной релевантности текущему моменту, месту, группе людей. Эта форма предполагает некое критическое высказывание относительно происходящего. Она, как правило, переиспользует нечто и делает ремикс из чего-то уже сделанного, некоего оригинального контекста, который нас отсылает к чему-то, что происходит прямо сейчас. Та самая постпродукция, о которой говорил Николя Буррио.
По многим показателям, если смотреть на это абстрактно, можно было бы сказать, что мем — это форма или жанр современного искусства (также как и смартфон — это форма компьютера). Просто средства производства настолько удешевились и упростились, что это стало доступным каждому. У мемов практически совершенно пропадает понятие авторства, которое так часто ставится под сомнение в постмодернизме. Мы не знаем гениальных и всемирно известных создателей мемов. Есть популярные мемы, но нет популярных авторов. И это абсолютно неважно внутри сетевой структуры.
Мемы производятся ежеминутно и распределенно в отдельных чатах и форумах, апеллируя к моменту здесь и сейчас и вызывая у его участников разные эмоции. Мы не создаем выставки с лучшими мемами, не вручаем премии лучшим авторам. Кажется, что это было бы невозможно, да и совершенно не нужно. Мем, выставленный в галерее, совершенно был бы лишен того контекста, в котором он был произведен и опубликован. Был бы потерян тот самый удачный момент.

Вероятно, если тренд на упрощение и удешевление средств производства искусства продолжится, то всё просто превратится в нечто аналогичное мему, срок жизни которого составляет несколько минут. Если ты успел уловить момент, успел создать и опубликовать в течение пары минут, то «мем зайдет». Если позже — то уже опоздал, и это несмешно и неуместно, потому что поток информации двинулся дальше. Как писал Андрей Шенталь в своей статье «Изысканный труп модернизма»: «возвращаясь из галерейного пространства обратно в онлайн-агрегаторы и инстаграм-ленты, его [искусства] голос растворяется в многоголосице визуального шума». Мем же он рассматривал как потомка коллажа и монтажа, который и был изначально призван демократизировать и дестабилизировать искусство.
Если создание живописи, скульптуры, саунд-арта, перформанса, инсталляции, видео-арта будет занимать несколько минут и требовать нажатия пары кнопок, то художника не станет, а его деятельность растворится в море людей, создающих сиюминутный актуальный контент, принимающий ту или иную форму или медиум.
Пожалуй, если бы кто-то осмелился назвать это искусством, то, возможно, это направление называлось бы мемомодернизмом. Почему так сложно будет назвать это искусством? Потому что все акторы этой индустрии полностью растворились в пространстве той самой «глобальной деревни». Все в ней являются одновременно и художниками, и кураторами, и критиками, и зрителями. Или исполняющими их обязанности. Вероятно, по этой причине мемомодернизм будет продолжать существовать незаметно, бесшовно, просто встроившись в нашу современную культуру.
Можно было бы говорить, что ИИ автоматизирует создание формы, а настоящий художник — это тот, кто проблематизирует, делает высказывание и работает со смыслами. Однако, кажется, ИИ способен коммодифицировать и смыслы тоже: не видно никаких препятствий в том, чтобы он мог парсить отчеты, тренды, расшифровки круглых столов, суммаризировать [от англ. summary — Прим.ред.] их и превращать в концепции художественных проектов, а дальше подбирать подходящую для этого визуальную форму. Кажется, что ИИ способен во многом автоматизировать деятельность художника, но значит ли это, что ИИ заменит художника?

Опять же, интересно для сравнения посмотреть на другие области, где происходит подобное. ИИ научился довольно неплохо писать код. Это означает, что деятельность программиста тоже способна быть во многом автоматизированной, но значит ли это, что на данный момент ИИ способен полностью заменить программиста? Нет. Программист не только код пишет. Больше половины времени он тратит на коммуникацию, социализацию, осмысление происходящего контекста развития компании, изучение новых технологий, административные задачи. Показателен ли этот пример применительно к художнику? Кажется, что да.
Хотя Джон Сибрук и писал о том, что больше нет разделения на высокую и низкую культуру, а есть только общее пространство nobrow, создается ощущение, что определенная иерархия все-таки существует. Возможно, мы действительно перестали делить искусство на высокое и низкое с точки зрения жанров, стилей, эстетики, однако каких-то художников и какие-то работы мы оцениваем высоко, а какие-то, наоборот, не удостаиваются подобного внимания. Если посмотреть исследования и модели, которые пытаются прогнозировать стоимость тех или иных работ на рынке, то можно увидеть, что около 75% от цены объясняют социальные факторы, описывающие художника и рынок и не имеющие никакого отношения к работе самой по себе.
Исходя из этого можно сказать, что стоимость работы пропорциональна некоторой ауре художника. Его работы — это его продолжение, к которому хочется приобщиться и прикоснуться. У людей никуда не делась потребность в идеализации и идолопоклонстве. Им по-прежнему нужны боги, им нужны дары этих богов, их артефакты. Аура, о которой идет речь, может быть хорошо описана через теорию капиталов Пьера Бурдье. В данном случае речь идет о символическом и социальном капитале. Чем больше художник на слуху, чем больше он выставляется и оказывается легитимизирован другими легитимизированными и авторитетными акторами, тем больше растет и символический, и социальный капитал художника, который он может далее конвертировать в экономический или культурный капиталы.
Может ли ИИ помочь и здесь? Страшно подумать, но, возможно, и тут ответ положительный, но уже не столь однозначный. Наверное, можно в какой-то степени автоматизировать процесс подачи заявок на гранты, опен-коллы и резиденции. Можно через свои собственные медиа-каналы говорить о себе и о своих работах, генерировать контент, помогающий в продвижении. Сложнее всего автоматизировать живой человеческий нетворкинг.

Если резюмировать, то ИИ воздействует на индустрию искусства сразу в нескольких направлениях. Он радикально удешевляет создание форм и, вероятно, смыслов. Это открывает дорогу для мемомодернизма, в рамках которого различные формы и медиумы искусства интегрируются в культуру и бытовую коммуникацию — по аналогии с мемами. Это образует слой если не низкой культуры, то, возможно, «низшей лиги». В «высшей лиге» выступают профессионалы. ИИ воздействует на них ровно тем же образом: можно автоматизировать некоторые процессы создания работы и разработки концепций проектов, их проблематизацию. Однако художник «высшей лиги» вынужден искать способ отстройки от мемомодернистов через более значимые и проработанные высказывания, которые касаются не сиюминутных ситуаций, а больших вещей, характеризующих дух времени. А также он вынужден вкладываться в свою ауру, представляющую собой символический и социальный капитал. ИИ и здесь может в чем-то помочь, но эта сфера деятельности сложно автоматизируемая. В пределе художник в глазах публики должен превратиться в одного из богов, к артефактам которого все хотят приобщиться. И здесь нет совершенно ничего нового.
P.S. Все изображения и мемы для этой публикации были полностью сгенерированы при помощи ИИ.
Артем Пичугин
spectate — tg — youtube
Если вы хотите помочь SPECTATE выпускать больше текстов, подписывайтесь на наш Boosty или поддержите нас разовым донатом: