Сергей Гуськов. Соцопрос

Публикуем рецензию Сергея Гуськова на онлайн-выставку Viral Self-Portraits.

Я узнал о выставке «Вирусные автопортреты» (Viral Self-Portraits), когда в середине мая наткнулся на пост Альбины Мохряковой. Ее лицо было обклеено таблетками1. В левом верхнем углу красовался логотип многосоставной люблянской институции MG+MSUM (Галерея современного искусства и Музей современного искусства Metelkova). Видно было, что это скриншот с сайта музея. Заинтересовавшись, я пошел смотреть выставку.

Наиболее символичными и, к сожалению, идеально соответствующими нашему времени работами мне показались видео «Несмешные анекдоты» Сергея Браткова и «Раскрыть в себе реальную способность, которой мы неосознанно обладаем» Андреа Кулунчич. В первом ролике художник рассказывает анекдоты про гэбистов-антисемитов и прочие антисоветские шуточки, а фоном им служат полуголые деревья, дождь, машины скорой помощи, работники ЖКХ в масках и прогуливающиеся полицейские — все снятые из окна квартиры, где проходила самоизоляция автора. Во втором видео перед нами перформанс. Хорватская художница клеит вокруг себя малярным скотчем линии и пытается поместиться в получающихся зонах изоляции. Каждый новый квадрат жизненного пространства — меньше предыдущего. Обе работы сделаны людьми, родившимися в 1960‑х, далеко не студентами арт-школ и, несмотря на различия бэкграунда, по довольно похожей схеме: перед нами художественно обработанная паника, боязнь происходящего вокруг, визуализация опасности и тревоги. Если Братков делает это со специфическим (пост)советским юмором (фига в кармане, ирония над чем-то смутным), то у Кулунчич все серьезно и максимально однозначно. Но это отличие не принципиально. Художники настойчиво демонстрируют нам, что вернулись ежедневный абсурд и контроль за каждым чихом населения, как в (анекдотах про) СССР, кафкианское ощущение социального давления, буквализированное сужающимся пространством, где уже не может поместиться человек. Они оказались напуганы и растеряны, так же, как эксперты, журналисты, философы и прочие. Никакой критической дистанцией тут даже не пахнет. Они стали воспроизводить агитационные штампы, выстраивать привычные цепочки рассуждений.

Анна Лопес Луна в этом смысле чуть взвешеннее и спокойнее. В серии из четырех видео она разместила в интерьерах своей квартиры экраны с фрагментами изображений политиков, которые должны были стать указанием на некую зловредную материю власти. Зритель не видит лиц — только костюмы, сложенные по-особому руки, и все это среди ножей, луковиц, картонных коробок, одеял. Это уже страх, который почти сменяется принятием и нормализацией. С налетом бессилия: художница подчеркивает, что заперта в своей квартире и вынуждена наблюдать за властителями мира, пусть и символически порезанными на части.

Siniša Ilić, Boarding, April 2020 | Courtesy of the artist

Синиша Илич делает серию нервных, изломанных набросков людей в масках по мотивам селфи из Инстаграма. Автопортрет здесь получается, по мысли сербского художника, еще и в том, что все мы, включая самого автора, находимся в одинаковых условиях: нам тревожно, а наша неуверенность выплескивается в Сеть. Этот ложный универсализм лишает мир оттенков, а людей — индивидуальности, не говоря уже об утверждающемся исподволь социально-экономическом неравенстве, — некоторым ведь действительно некогда селфи делать, а другим, каким-нибудь миллиардерам, так хорошо, что они изображением своего благополучия и не поделятся. Иличу, впрочем, противоречат идущий в экспозиции следом словенский дуэт Kladnek&Leon, который представил плакат в духе DIS и K‑Hole. Маски, перчатки, респираторы, санитайзеры, моющие и обеззараживающие средства, питьевая вода, службы доставки, Netflix, виртуальные туры по музеям, вилла где-то на солнечной стороне мира — все атрибуты жизни в изоляции, если верить этим художникам, собраны в одном месте. Ни тревоги, ни страданий — одно сплошное наслаждение своей четкостью и удачливостью, картина не менее лживая. И тут даже не важно, считают ли художники, что на самом деле критикуют капитализм, неолиберализм, либертарианство и т. д., а на самом деле это просто так называемая субверсивная аффирмация. Суть одно. Аффирмативные тактики по большей части не работают, поскольку стали неотличимы от того, что подрывали, и перешли через этап «исследований» и «наблюдений» в чистую аффирмацию. Аналогичная история у Сани Ивекович чуть дальше.

Kladnik&Neon, Sanitizer Zen, 2020 | Courtesy of the artist

Выставка, таким образом, сразу показалась мне своего рода умелым социологическим опросом, раз люди выдают первое, что приходит в голову — неотрефлексированные страхи и эмоции, желания и умонастроения. Некоторые работы при этом сделаны до пандемии (иногда задолго), но само их включение в экспозицию выдает ту же быструю и дорефлексивную реакцию художников и отборщиков. Так, например, поступили художники, которых зовут Янеш Янза. Все трое когда-то поменяли имя и фамилию в честь ультраправого премьера Словении и выдали видеоперформанс 2008 года на тему блуждания и выстраивания идентичности. «Вирусным» тут становится имя как аллегория идей политика, а автопортрет в форме автографа как бы виден из космоса.

Другие художники просто воспользовались случаем и продолжили гнуть свою обычную линию. В случае Томаса Хиршхорна вышла форменная катастрофа. Он создал очередной «монумент», посвященный известной личности из прошлого — на этот раз Симоне Вейль. Обычно художник работает в публичном месте и — по возможности — неблагополучном районе. В этот раз у него в распоряжении была собственная квартира и видеокамера. Хиршхорн прицепил полотно к книжным полкам, написал имя, годы жизни и заслуги своей героини, а сам стал поднимать листки с бумагой и произносить написанные на них слова, которые, как облако тегов, объясняют ее идеи: «религия», «политика», «война», «труд» и т. д. Этот апофеоз редкостного занудства напоминает, как в отечественных школах учат литературе — то есть обычно так, что потом ничего читать не хочется.

Арсений Жиляев и вовсе наложил фильтр на свое старое фото, которое он реактуализировал в рамках флешмоба #untiltomorrow. Получилось, что как бы и не высказался — так, поиграл в контексты.

Были и удачные истории. Просто посмотрите автопортрет коллектива IRWIN. Также в комментариях не нуждается серия фотографий Юсуфа Хаджифейовича. Палестинка Мона Рухана Беньямин сняла короткометражный музыкальный фильм об альтернативной версии покорения Луны — некоем Деннисе Хоупе, который считает земной спутник своей собственностью и продает участки на его поверхности всем желающим. Работа довольно условно связана с темой выставки, но очень хороша. В ней сильна нарративная составляющая, это буквально представление, своего рода рассказанная публично сказка. В этом есть и опасность: любые факты в предложенной конструкции безжалостно мифологизируются.

Mona Rouhana Benyamin, Moonscape, 2020| Courtesy of the artist

Вводные у проекта посредственные. Концептуальная рамка (разделение экспозиции на восемь глав со специфическими названиями вроде «Политический ландшафт», «Новые публичные пространства» и «Повседневные вещи») навевает воспоминания о выставках 2000‑х годов. Такой анахронизм многих отпугивает (проверено). Многозначительное прилагательное «вирусный» в названии попахивает поднадоевшими каламбурами в духе коммерсантовских заголовков. Выставка придумана в период пандемии в условиях максимального погружения в Сеть. Все это в лоб выдают первым же словом. Обычно ничего хорошего такой заход не предвещает. Что касается автопортретов, то кажется, что селфи — жуткая банальность, о которой написана масса книг и сделано множество проектов. Правда, можно вспомнить размышления Розалинды Краусс об эстетике нарциссизма и развитие этой идеи у Александры Новоженовой в связи со «школьным искусством». Обращение к себе любимому позволяет художнику работать с ситуацией, медиумом, темой как в первый раз, как в начале времен, без стеснения изобретать велосипед. Показывая и препарируя свой образ, художники отбрасывают второстепенную информацию. Такая фокусировка позволяет сконцентрироваться на какой-то конкретной теме, усилить ее звучание. Лицо, тело или иным способом демонстрируемое художественное «я» становится выражением чего-то иного. Но есть и проблема: каким бы мощным актерским потенциалом ни обладал человек, излишняя харизматичность будет только отвлекать от сюжета, а недостаточная выразительность, наоборот, отобьет интерес к происходящему. Человеческое — вот одновременно самое сильное и самое слабое звено любых селфи-проектов.

* * *

Карантин, «самоизоляция» и социальное дистанцирование жестоко обошлись с культурой. Но у последней, в свою очередь, не было времени даже чтобы растеряться. Вынужденная активность музеев и галерей в Сети вызывала то смех, то недоумение, то критику. Чем менее рьяно институции проявляли себя онлайн, тем в более выигрышном положении в итоге они оказывались в глазах подавляющего числа зрителей. Но не все изначально были способны позволить себе такую роскошь2. Нужно было оправдывать бюджеты и рабочие места (а то их урежут и сократят), подтверждать важную социальную роль — да и просто доказывать самим себе собственную необходимость. А поскольку, к тому же, почти никому настолько интенсивная онлайн-активность до пандемии особо не была нужна, результат был очевиден. Перебивающие друг друга трансляции в Инстаграме, каждая из которых собирает горстку зрителей; все делают и обсуждают примерно одно и то же; бесконечный Zoom, от которого вытекают глаза; многочисленные кураторы и критики, у которых вдруг исчезла уверенность в собственной экспертной состоятельности и которых, как флюгер, начало мотать под напором обстоятельств…

Поэтому «Вирусные автопортреты» выделялись из общего потока. Очень качественная, но при этом сделанная предельно простым способом выставка: 22 человека плюс один коллектив выбирают художников. Зденка Бадовинац, директорка MG+MSUM, позвала для этого usual suspects — своих коллег, с которыми неоднократно сотрудничала: это и Галит Эйлат, и Чарльз Эше, и Екатерина Деготь, и WHW, и Борис Гройс, и Мария Линд, и Ху Ханру, и Илиана Фокинаки. Сама Бадовинац тоже поучаствовала в отборе. 104 позиции в списке участников сформированы по такому же принципу. Никакого особого ресерча, никаких поисков и открытий, все основано на проверенных опытом отношениях с художниками, что, конечно, принято называть дружеской коррупцией. Впрочем, можно взглянуть и совсем с иной стороны: лента в соцсетях персонализирована, мы замкнуты в своем информационной пузыре, видим френдов, которых лайкаем, и не видим тех, кого перестали. Реклама основана на нашем цифровом следе. Мы живем в строгих рамках, наш взгляд сильно ограничен — кстати, благодаря нашим же собственным действиям, ведь именно так нам комфортно. Попробуйте вырваться из этой золотой клетки, и вы увидите, что не так уж это и просто. Кураторы-отборщики по факту действуют в соответствии с законами среды, где проходит выставка, демонстрируют свойственное ей туннельное зрение. И тут оказывается, что их зона видимости совпадает с областью профессиональных интересов, а дальше уже можно сравнивать, у кого она круче, разнообразнее и современнее.

Jonas Stall, Red Virus: Studies for the Post-Pandemic World (Comrade Britney), фрагмент коллажа, 2020 | MG+MSUM

Как бы то ни было, в итоге получился социологический опрос. А он показал, что художников охватил страх, а музеи и прочие институции — выставочный зуд. В условиях разброда и шатания самое удобное — схватиться за соломинку схем. Выигрышно смотрятся мистификации и игры, но в дальней перспективе художественному полю они во вред. Вот и выходит, что выставка про селфи, а лиц мы так и не обрели.

Автор: Сергей Гуськов

Редактура: Стрельцов Иван

  1. Подробнее о работе тут и тут.
  2. Так, Борис Гройс отмечает: «…Стабилизация художественных произведений в интернете оказалась сложным и дорогостоящим делом. В результате такой стабилизации достигают вебсайты крупных музеев и успешных галерей. То есть тут опять же интернет усилил существовавшее в художественной системе неравенство, а не стер его. В итоге возникла ставка на альтернативные маленькие дешевые галереи и локальные выставки искусства — то есть тот поворот к материальности, о котором ты говоришь». — Прим. «Спектейт».