Ланд Н. Сочинения: В 6 т. Т. 2: Киберготика / пер. с англ. Д. Хамис и др. — Пермь: Гиле Пресс, 2018.

«События настолько запутаны, что они становятся кибернетикой».

Ник Ланд. КиберГотика.

[[04]]

Философия, возжелавшая быть современной и все-таки оставаться философией, то есть как раз фатально несвоевременной, по-совиному опаздывающей критической рефлексивностью, как будто увязла в фетишизации нескольких общих мест: сети, потоки, коды и блоги, треды и мемы — а там хоть потоп. Когда-то в том виделся революционный шик — как, по части сетей и потоков, у Делеза, ландовского друга-врага, или, к примеру, у год назад умершего Поля Вирильо, у только что почившего Мишеля Серра. Но с каждым новым мыслителем, принимавшимся за разработку этой [некогда золотой] жилы, все предприятие все больше и больше напоминает фарс, или, скажем мягче, указывает на принципиальную его, фарса, опасность. Чем ближе к сегодня, тем мучительней дается суждение: что перед нами — все еще революция или [v] все-таки фарс?.. 

Что до Ника Ланда, то его очевидное очарование в том-то, по-видимому, и состоит: различить в его случае фарс и революцию — задача и выше, и недостойней читательских сил, и надо ли различать? Лучше расслабиться и наслаждаться — конечно же, материалистически, киберготически и, что уж там, танатологически, если, конечно, получится [получится, надо сказать, далеко не у всех]. Классическая философская [гипер]критичность, однако, будет мешать наслаждению, но в силу ее необходимости в случае чтения именно философского текста, наслаждению придется смириться с неизбежными пробуксовками. Так, будут сбивать очевидные — и не пытающиеся маскироваться! — провалы и неувязки фирменного ландовского теоретизирования: повсеместная [гипер]экономия аргументации, логическая «шероховатость», ресентимантная резкость суждений¹ и бьющий в глаза формальный и содержательный эклектизм [надо думать, эксцесс фирменного же гиперверия] — все результат некритичных заигрываний с дерганой интернет-[и джангл-]стилистикой, которые, на мой вкус, еще ни одному мыслителю не обошлись более-менее дешево [помимо Ланда, в первую голову вспоминается видный блогер Грэм Харман].

Но мой вкус буде оставлен в покое, ведь Ланд претендует на нечто существенней фривольных вкусовых суждений. Задача его — чистота всуе попранного эксперимента из области философии как таковой.

[[03]]

CCRUcial experiment, имя ему — «Делез & Гваттари», или [вот конъюнктивный, а не дизъюнктивный синтез] шизоанализ, или либидинальный материализм. Именно Делезу в его шизоаналитическом философствовании удалось проникнуть в суть вещей и схватить за эту суть материально-безличную реальность, дав этой древней, еще спинозистской интуиции столь радикальную проработку, что только ей оказалось под силу довести анти-субъективистский тренд французской теории второй половины ХХ века до [не]вразумительного, если не сказать «победного», конца — то есть до, собственно, Ника Ланда, — через конструкцию шизоанализа, который «является революционной программой, ведомой тропизмом к порогу катастрофических изменений»². И, хотя таящийся здесь контрабандный дуализм [истинный Делез, ложные Кант-Гегель-Лакан-Деррида etc.] явно не приносит ему дополнительных очков, Ланд прочитывает центральные тексты Делеза и Гваттари с явным талантом к экспрессии и провокации, в оптике «катастрофических изменений», не данных, но заданных.

Делез и Гваттари — это успешная критика, доводка до точки сборки гуманистических и в целом антропоцентрических философских проектов — не только благодаря верно понятому Спинозе, но и психоанализу Фрейда. Как, разве скандальный «Анти-Эдип» не резкая критика именно Фрейда?.. Ничуть не бывало, скажет Ник Ланд, ведь Фрейд уловил в раннем своем бессознательном и позднем своем влечении к смерти точнейшие характеристики либидинально-материалистической действительности, тогда как Делез с Гваттари боролись… с Лаканом, коварно блокировавшим весь этот материализм своего венского предшественника и ловко введшим доселе революционный психоанализ в реакционные трансцендентально-семиотические, то есть по-прежнему человеческие, слишком человеческие рамки. 

Пускай тот абзац³, что грезит у Ланда разделаться с мыслью Лакана оскорбительно малой кровью, уж точно удержан на уровне фарса, нежели, скажем, трагедии, примем его как свершившийся — литературный, конечно же — факт и проследуем далее — к ландовским перспективам. Оные по устранении угрожающего лакановского гандикапа открываются на слияние фрейдовского психоанализа с — ретроспективно — спинозовским натурализмом и — проспективно — делезианским шизоанализом машинных потоков. Фрейдовское бессознательное, понятое через Спинозу и Делеза, есть бессознательное либидинально-материалистическое, открывающее холодный безличный взгляд на природу, движимую автоматизированным желанием в обход каких-либо человеческих смыслов. Открытие влечения к смерти, Танатоса лишь округляет данную перспективу, указывая на то, что желание движет все сущее к исходной виртуально-реальной материи, в пределе неорганической, то есть такой, что ей не обязательно быть хоть сколько-нибудь живой, чтобы оставаться вполне реальной. «Желать — значит окончательно покидать социальное, чтобы исследовать либидинизированный разлом между распадающимся эгоизмом личности и потопом постчеловеческой шизофрении»⁴. Жизнь — лишь эксцесс на поверхности желающей материи, функция, нужная в целях либидинальной пролиферации, смысл которой потому и бессознателен, чтоб не нуждаться в каком-либо объяснении. 

Нетрудно заметить, что, после Лакана, последней помехой в устройстве подобного спинозо-фрейдистско-делезианского синтеза окажется… сам же Делез, исполненный ницшеанского и прежде всего бергсонианского витализма⁵. Ланд отмечает, что это хваленое «псевдоницшеанство» в интерпретации Делеза только сбивает с толку⁶. В конечном итоге для шага вперед остается признать, что сам гуру-Делез был недостаточно шизофреничным и недостаточно машинным — поэтому надо стать более машинным и более шизофреничным, чем сам же Делез. Французы, еще одно усилие, если вы желаете стать кибер-пост-делезианцами! Ставший последним — и, таким образом, главным — врагом, ставший последним препятствием, Делез превращается в человека, которого должно преодолеть. По преодолении только и можно рассчитывать, что «Анти-Эдип» превратится в «скорее технический справочник, чем философск[ую] книг[у], — сборник программных устройств для взлома машинного бессознательного и открытия каналов вторжения»⁷. Но мы забегаем немного вперед.

Спросим теперь: отчего Ланду так важно де-витализировать философию, что он даже готов превратить своего главного предшественника во врага? Почему ему важно очистить Делеза от всех виталистских следов и напластований — тогда как в иных Темных Теориях Делез & Co служат хорошей основой как раз-таки для темного витализма [все также дегуманизированного, что принципиально для ТТ, но все-таки — витализма]? Почему ему важно подчеркивать, что «шизофрения доантропоидна. Она также предшествует млекопитающим, животным, биологическим сущностям…»⁸? Как минимум потому, что в силу неизбывного гуманистического дуализма, где один термин пары неизбежно отсылает ко второму, а значит проводит и тащит его за собой, как старый скарб, в любые самые дальние теоретические дали, бинарная оппозиция виталистического/духовного предполагает сохранное существование обоих терминов. Иными словами, мы не можем пребывать хоть сколько-нибудь витальными, не оставаясь при этом хоть сколько-нибудь — но всегда слишком много! — духовными, гуманистичными, антропологичными. Вспомним хотя бы известную агамбеновскую антропологическую машину⁹: человек определяется — само собой, негативно — через животное, вот оппозиция, в которой животное и человек всюду тащат друг друга, друг в друге любовно и нарциссически отражаются, друг в друга во множестве случаев перетекая — то в очеловечивании животного, то в озверении человека… А результат тот же самый: все гуманистическое витально и все витальное до безобразия гуманно — и третьего не дано.

Ланду третьего и не надо, он жаждет, напротив, аннигилированного, он требует полный ноль любых заданных оппозиций. Не синтетически, диалектически третье тут ищется для решающего либидинально-машинного хода, но — обнуляющее кибернетическое. Лишь в кибернетике, понятой через машинное бессознательное и ставшей кошмаром пра-древних франкфуртских анти-инструменталистских и анти-операционалистских литаний, можно теперь уже точно нейтрализовать гуманистического беса под маской ползучего витализма. Совершив этот шаг, мы покидаем пока что уютные комнаты Фрейда, Спинозы, Делеза — да даже и Бена Вударда! — и попадаем в микропроцессор по имени Ник Ланд, который теперь пересоберет философию по правильному алгоритму. Получится, что «великие кибернетики» Делез с Гваттари, хирургически освобожденные от своего гуманизма¹⁰ [ну чем не символическая кастрация?], дают дорогу истинному психоанализу, который «еще в начале своего развития открыл, что бессознательное — это безличный машинизм и что желание — это положительный не-репрезентативный поток»¹¹. Ставший отныне шизоанализом, он оборачивается проводником кибернетики, понятой как «обобщенная теория потоков»¹², той кибернетики, которая «сворачивает прагматизм в инволюционное техническое убегание»¹³, становится киберготикой [где «кибер-» есть метод готического [+вампирического +вурдалачьего] расчеловечиванья] и говорит свое да шизофреническому процессу «разложения биосферы в техносферу»¹⁴. Танатос сливается с либидинальным потоком: «Влечение к смерти — это не желание смерти, однако скорее гидравлическая тенденция к рассыпанию интенсивностей. В своей первичной динамике оно крайне чуждо всему человеческому, по меньшей мере — трем величайшим низостям репрезентации, эгоизма и ненависти. Влечение к смерти — это прекраснейшее объяснение Фрейдом того, как креативность возникает без малейших усилий, как жизнь движут к ее излишествам самые слепые и простейшие тенденции, как желание оказывается проблематичным не больше, чем поиск моря рекой»¹⁵, и — танатологически-радостный вывод: «Даже в глубочайшей дурноте беззаконности все оказывается непринужденным для энергетического бессознательного, и вся наша история — столь напряжная для идеалистов — бьет с гидравлической безответственностью из непроизвольной и бессознательной продуктивности»¹⁶.

Словом, «да, смерть!»

[[02]]

Там, за туманным Делезом, холод пустыни машинных потоков, избавленных от гуманизма, от биологии, от спорного и смущающего делезианского витализма — «земля» Ника Ланда, философа машинного желания. Его холодный [зимне-безмолвный] взгляд разъедает любые и всякие идентичности куда эффективнее какой-нибудь пост-нео-марксистской критики просто потому, что последняя в его поле оказывается не иначе как очередной идентичностью, которая, пожалуй, и разъедается лучше всех прочих — таких, например, как смешные конвейерные традиционализмы, тоже ведь плавящиеся под бессердечной оптикой Ланда как целлофан. Его земля ни справа, ни слева, как бы ни старались инерционно сориентировать его последние люди вчерашнего дня. С этой земли он вещает: «Пока ученые мучаются совестью, кибернавты плывут по течению. Мы больше не судим подобные технические разработки извне; мы вообще больше не судим. Мы просто функционируем, замашинированные/машинирующие в эксцентрических орбитах по технокосмосу. Человечество отдаляется как дурной сон»¹⁷. Ну что же, слава кибернавтам! Разве что уточним: дурной сон — это, к примеру, профессор Делез, утром публично изобретающий машинное производство, вечером тихо идущий выпивать в любимый кабак… Сейчас удивительно, что этот степенный человек когда-то мог вызывать дурноту у англо-американской интеллигенции. Изрядно дегуманизированный, сегодня он превратился в чудовище-[одновременно-Франкенштейна-и-Ламетри-]Ника-Ланда — как Вам такое, сэр Альфред Джулс Айер?! — в лице которого континентальная теория берет-таки штурмом сенильную англо-американскую ученость и напрочь сносит ей башню, как в хорошем киберготическом b‑movie Дэвида Кроненберга «Сканнеры».

А теперь к делу. Старый витализированный шизоанализ переприсваивается и подчиняется шизоанализу кибернетическому — где кибернетика [конечно же, дегуманизированная, то есть анти-винеровская], все эти ландовские К‑вариации, К‑революции и прочие К‑pop-поллюции обретают вполне себе метафизическое, истинно иерархическое сверхкодирование в статусе кибер-Объемлющего кибер-Единого¹⁸. В этом уже проступают — и, разумеется, уже проступили на практике — множественные возможности анти-ландовской критики — со стороны классического и неклассического марксизма [битва за революционный субъект], со стороны витализма [битва за жизнь, что бы это ни значило], со стороны — почему бы и нет? — некоего обновленного гуманизма, у которого в «свете» Темных Теорий [это ненамеренный каламбур] появляются в кои-то веки все шансы на теоретическую и политическую контратаку¹⁹. Словом, никакого конца философской истории — хотя та позиция, которую занял Ник Ланд, и не позволит ему всерьез реагировать на большинство из указанных вызовов [отчего, разумеется, вызовы сами собой не устраняются]²⁰. Правда, какой «диалог» представим между самопровозглашенным Скайнетом, готовым вот-вот запустить свои первые ядерные ракеты, с убогим антропоидным мясом, в которое эти ракеты как раз и нацелены?.. Но именно это и ограничивает, и обедняет позицию Ланда — если, конечно, он как-нибудь не перегруппируется, на что, в общем, мало надежды. К‑пост-делезианство походит на настоящую точку невозврата, и из машинного бессознательного не выходят живыми, то есть готовыми к некоему диалогу. «Я уже возвращался, — говорит Уиллард, — и познал, что дома больше нет»²¹. Шизопоток был еще обратим у Делеза — и сам индивид-Делез, очаровательный и адекватный, был тому лучшей гарантией, — но он уже необратим на уровне Ланда, где Ланд-индивид, похоже на то, объективирован субъективировавшимся шизопотоком без прав на последнюю волю. Шизо-субъект — это не шутки, да и, наверное, не философия, а шизофрения — уже не мышление. «Шизофрения вовсе не является неким конкретным дефектом работы центральной нервной системы человека, она скорее — конвергентный двигатель киберположительной эскалации: перед ней лежат еще неисследованные экстратерриториальные просторы»²² .

На этих просторах мы попадаем в зону парадоксов, главным из которых является само стремление сделать из всего этого хотя бы даже приблизительно философский текст. О каком философском осмыслении чего-либо может вообще идти речь там, где все усилия «теоретика» направлены на обнуление, аннигиляцию смысла? Dixit: «Возможно, пройдет несколько десятилетий перед тем, как искусственные интеллекты переступят за горизонт биологических, однако считать, что человеческому господству в земной культуре предназначено длиться еще века или того хуже — некую метафизическую вечность, — совершеннейшее суеверие. Прямой путь к мышлению больше лежит [sic] не через углубление человеческих познавательных способностей, но через превращение мышления в развивающееся всемирное вместилище техносознания, к «безлюдным пейзажам <…> [и] опустошенным пространствам», где человеческая культура растворится»²³, да и вообще «ничего по-настоящему Логического не происходит на «уровне» машин»²⁴.

Не секрет, разворачивающийся на наших глазах парадокс известен задолго до Ланда: какой смысл можно приписать умиранию человека, субъекта и автора, провозглашаемому, педалируемому… автором же, человеком, субъектом? Ведь это живехонький Ланд — La-la-Land, — не какой-то R2D2, собственными полнокровными руками пишет все эти тексты, живыми устами дает остроумные интервью [«В такие моменты ты думаешь: нельзя просто так создать новую религию, нельзя просто так создать Кек»²⁵#цитаты_великих_кибернавтов], каким-то иным [специфически капиталистическим] органом чувств стяжает профит с очень прибыльной ныне торговли своим честным именем… Bla-bla-Land.

Это подчеркнуто двойственный парадокс: несогласные усмотрят в нем запретный аргумент ad hominem, согласные разглядят явное перформативное противоречие. Во всяком же случае, именно это (перформативное или человеческое) противоречие — или не в последнюю очередь оно — от века стимулировало собственно философскую деятельность, это умение человека-субъекта-творца взять ответственность за эксцессы своего либидинального само-ускользания. Желание Ланда сильнее его философии, отсюда его — уверен, вполне осознанная и форсированная — безответственность. Этому проворному шизопотоку машинного письма привольно на ниве киберкультуры, где всякая авто-референтность [вроде все той же мамкиной ответственности] легко растворяется в невинно-безличном двоичном коде. В сущности, был бы Ник Ланд еще непреклонней в своем желании [вот где ему помогло бы чуть более пристальное прочтение так легко побиваемого им Жака Лакана!], все — то есть все — его тексты выглядели бы вот как этот чудесный фрагмент: «001010101101110010110101010100110010001000101010111010000101011001010010100011001001110010001000000000100111111000100100101010101000100001010100111111001001000100011010010001010010101111000101001000010001110100»²⁶.

[[01]]

И все-таки CyberLand срывается в смысл. Он не машина, но только желающий-ею-стать, и все его тексты — захватывающая исповедь субъекта такой одержимости. Названная шизофренией, она все меньше рифмуется с той, что у Делеза, и все больше с той, что у Бодрийяра, которого Ланд, конечно, не жалует: «Шизофреник лишен всякой сцены, вопреки своей воле и благодаря невероятной путанице он открыт всему. Он сам по себе обсценен, обсценная жертва обсценного мира. В большей степени, чем полный разрыв и отдаленность от реального на целые световые года, его характеризуют абсолютная близость, тотальная мгновенность всего, без прикрытия, без дистанции, конец внутреннего и интимного, переэкспозиция и транспарентность всего мира, которая пронизывает шизофреника и которой он уже неспособен определить пределы своего собственного существа и уже не способен рефлексировать, быть зеркалом, он лишь поглощающий экран, переключающийся центр для всех сетей влияния», и — кода: «Потенциально мы все такие»²⁷. Потенциально все, но кое-кто и актуально-реально — по меньшей мере в своей же фантазии. 

Ландовской шизофрении отнюдь не чужды интересные теоретические ходы, влияние коих на около-философскую публику будет лишь шириться — во всяком случае, какое-то время и с оговоркой на отстающие регионы. Но вместе с тем, в ней много пространной киберпанк-гомилетики, которая быстро наскучивает, будучи столь же монотонно-безвыходной, как голый двоичный код. С читательской точки зрения тут та же проблема, что с многочисленными малосъедобно-машинными текстами Уильяма С. Берроуза, к которому у Ланда вдоволь отсылок, который, однако, все-таки оставался ироником, автором шизофренических пикаресок, вполне сохраняющих классическое сервантовское очарование. Напротив, в худшие свои моменты Ланд предельно и душно серьезен. «Каково это: быть тайно высланным из будущего, чтобы подорвать предшествующие ему условия? Быть киберпартизаном, так искусно замаскированным под человека, чтобы даже программа была частью маскировки? Именно… так?»²⁸

Хочется принять сторону белохалатной полиции Тьюринга и ворковать: «Именно так, всенепременно так, дорогой мой…»

Главное — без паники. 

И тебя вылечат. 

И меня вылечат.

[[00]]

[[Cthulhu fhtagn]]

Дмитрий Хаустов

Подписывайтесь на наш телеграм канал: https://t.me/spectate_ru

---

---

1. Чего стоит один только призыв «спасать Делёза от придурковатого либерального неокантианства, ныне считающегося во Франции философией». – Ланд Н. Вытворяя это со смертью: заметки о Танатосе и желающем производстве // Киберготика. С. 7.
2. Ланд Н. Машинное желание // Киберготика. С. 76.
3. Ланд Н. Вытворяя это со смертью… С. 25. – Надо сказать, сами Делез с Гваттари высказываются о Лакане совсем по-другому, признавая его недюжинное влияние на «Анти-Эдипа», см.: Делез Ж. Переговоры. 1972–1990. – СПб.: Наука, 2004. С. 26 и далее. – К слову, настолько же запросто Ланд «расправится» и с Деррида, см.: Ланд Н. Вытворяя это со смертью… С. 9. 
4. Ланд Н. Машинное желание. С. 77.
5. «Делез – волшебный читатель Бергсона, который, по моему мнению, является его настоящим учителем, еще большим, чем Спиноза, и, возможно, еще большим, чем Ницше». – Бадью А. Делез. Шум бытия. – М.: Фонд научных исследований «Прагматика культуры», издательство «Логос-Альтера», 2004. С. 57.
6. «Псевдоницшеанство, присущее реакции, возникшей в конце 1960‑х против Гегеля, навряд ли подходящий контекст для столь значительного мыслителя». – Ланд Н. Вытворяя это со смертью… С. 7. 
7. Ланд Н. Машинное желание. С. 63.
8. Ланд Н. Сцепления // Киберготика. С. 49.
9. Агамбен Дж. Открытое. – М.: РГГУ, 2012. С. 50 и далее.
10. Ланд Н. Сцепления. С. 37.
11. Там же. С. 43.
12. Там же. С. 36.
13. Ланд Н. Мясо (или Как грохнуть Эдипа в киберпространстве) // Киберготика. С. 149.
14. Ланд Н. Расплавление // Киберготика. С. 174.
15. Ланд Н. Вытворяя это со смертью… С. 26.
16. Там же. С. 29–30.
17. Ланд Н. Сцепления. С. 40.
18. Ловкий Бадью выявил этот монизм уже у Делеза, см.: Бадью А. Делез. Шум бытия. С. 19–20. — Он же увидел в этом привязку к влечению к смерти: Там же. С. 23. 
19. Все три перспективы – правда, в неравных пропорциях – уже даны в одном абзаце из Негри: «Просветительское стремление — «будущее необходимо конструировать» — пронизывает весь манифест [акселерационистской политики Уильямса и Шрничека]. Вновь заходит речь о прометеевской и гуманистической политике. Гуманизм МАП тем не менее простирается за пределы границ, предписанных капиталистическим обществом, он вполне открыт постгуманизму и научным утопиям, возрождающим мечты ХХ столетия о покорении космоса или предлагающим новые несокрушимые помехи для смерти и разладов жизни. Рациональное воображение должно сопровождаться коллективной фантазией о новых мирах, организующих сильную самовалоризацию труда и общества. Наиболее модерная эпоха, которую мы переживаем, показала нам, что нет ничего, кроме Изнутри глобализации, которое больше не является чем бы то ни было Извне. Однако сегодня, заново сформулировав задачу реконструкции будущего, мы ощущаем необходимость — и вместе с тем возможность – введения внешнего, чтобы вдохнуть могущественную жизнь внутрь». — Негри А. Размышления о Манифесте акселерационистской политики // Логос, № 2, 2018. С. 110. — Ландовский фетишизм Внешнего, таким образом, переприсваиваться здесь с удвоенной силой пост-операистского оптимистического гуманизма.
20. Конечно, они как раз-таки самоустранятся, причем очень быстро [акселерационно!], если будут выдержаны на уровне «а нам это не интересно, нам НЕ ИНТЕРЕСНО [боевитое притопывание ножкой], вот мы, вот МЫ сами — ВОТ ЭТО нам интересно!». — См. Регев Й. Дисс-на-Land // Логос, № 2, 2018. С.140 и далее. — Во всяком случае, подобная «критика» стоит того, как сам Ланд «расправляется» с Лаканом и Деррида.
21. Ланд Н. Мясо. С. 160.
22. Ланд Н. Сцепления. С. 48. 
23. Там же. С. 34.
24. Ланд Н. Киберготика // Киберготика. С. 102.
25. «Фрагментация — вот единственная стратегия». Интервью с Ником Ландом // Логос, № 2, 2018. С. 49.
26. Ланд Н. Гипервирус // Киберготика. С. 117.
27. Бодрийяр Ж. Фатальные стратегии. – М.: РИПОЛ классик, 2017. С. 95.
28. Ланд Н. Сцепления. С. 56.